В тот день появились и другие знамения. Пит Мэнкс позаботился об этом. На лошадях нельзя было ездить, так как из седла были пропитаны вполне безопасным составом, который, тем не менее, вызывал у животных дикий зуд. А так как лошади были священными животными Артемиды, амазонки чувствовали себя все больше не в своей тарелке.
Пит использовал даже старый трюк с подтекающими стаканами, проделав крошечные дырочки в металлических кубках, так что, когда амазонки пили из них, то неизменно пачкали себя и друг дружку.
А еще Пит приготовил психический удар для воительниц, которые, несмотря на свои привычки, были тщеславными, как павлины и носили великолепные доспехи. И внезапно эти доспехи оказались испачканными, порванными и исцарапанными, что мгновенно сказалось на моральном духе их хозяек. Пит Мэнкс бродил по лагерю и невооруженным глазом видел устойчивую деморализацию амазонок.
Но он не хотел заходить слишком далеко. Он просто подготавливал почву для вечернего смертельного удара. Но тут его отыскала Клио и приставила к горлу острие меча.
— Ты что-нибудь знаешь об этом? — прорычала она.
— Я? — спросил Пит Мэнкс, являя собой оскорбленную невинность. — А что случилось?
Но было ясно, что он переборщил. На мече Клио тоже возникли слова, нанесенные гальваническим способом — предложение на чистейшем греческом, которое было оскорбительным, если не хуже. Багровая от ярости амазонка прокляла Мэнкса краткими, односложными словами.
— Не был бы ты любимчиком королевы, — закончила она, стискивая рукоятку меча, — я бы нарезала тебя на куски для стервятников. Жалкий червяк! — В гневе она больше, чем когда-либо, походила на Марджи.
Из соседней палатки раздался вопль, и появилась королева Текла, с золотой фляжкой в руке и мученическим выражением на лице. От нее пахнуло сильным, неприятным ароматом.
— Что еще? — сварливо спросила Клио.
— Мои духи, — воскликнула Текла. — Моя самая драгоценная амбра, розовое эфирное масло. Только понюхай его.
Она поднесла фляжку к носу Клио, которая опрометчиво втянула в себя воздух. Обе амазонки тут же стали цвета зеленого горошка. Даже Пит Мэнкс, который несколько часов смешивал железные пириты с другими тошнотворными химикалиями, невольно поперхнулся.
— Какая вонища... — с трудом выдавила из себя Клио.
— Это проклятие, — прошептала Текла. — Артемида мстит нам. Но почему?
Появилась еще одна амазонка, царапая свою филейную часть.
— Никогда не слышала о подобном проклятии, — пожаловалась она. — Молнию я еще могу понять! Но вонь и чесотка!.. Это больше похоже на работу вредного сатира.
Королева швырнула золотую фляжку в реку.
— Когда взойдет луна, мы принесем Артемиде жертву и станем молить о прощении. Гера поможет нам!
Пит отступил в тень кустарника с дьявольской усмешкой. Все шло даже лучше, чем он планировал.
Он совершил быструю инспекционную поездку к священной роще, осмотрел алтарь Артемиды и проверил батареи и импровизированный прожектор, заранее там установленные. Все было в порядке. Он готов.
Незначительные проявления проклятия продолжались весь день. К закату амазонки уже довели себя до нервного истощения. А к восходу луны они были в ярости. Едва ли их душевному успокоению помогло то, что, когда королева достала свою золотую корону, она обнаружила, что диадема превратилась в унылый, серый металл. Питу Мэнксу повезло, что в золоте, из которого она была изготовлена, оказалось много примесей, что посредством гальванизации были извлечены наружу.
Всей толпой амазонки двинулись к роще. Там они собрались перед алтарем, а их взволнованная предводительница принесла жертву Артемиде. Но ничего не произошло.
Внезапно зловещая тишина была грубо нарушена. Из лагеря послышалось громкое скандирование, сбивчатое и немузыкальное, в котором можно было уловить искаженные нотки песенки «Красотка из Аргентины». По мелодии это была единственная походная песня, какую знал Пит. Амазонки встревоженно зашевелились.
— Что это значит, во имя Геры?
К роще направлялась разношерстая толпа рабов-мужчин, с криками, пением и самодельными плакатами со странными, фантастическими лозунгами.
— Равные права для рабов?! — пораженно прочитала Текла. — Избирательное право для мужчин! Мы требуем голосования! Да они что, с ума посходили? — закричала она.
Надписи на плакатах были предельно лаконичны, чтобы их можно было легко прочесть в лунном свете. И все они требовали признания.
«Нет шовинизму!» — было на одном.