Дородный джентельмен в испачканной одежде столкнул с коленей блондинку и повернулся, чтобы взглянуть на Пита. Икнув, он глотнул пива и кивнул.
— Садись с нами, незнакомец. Ты кто?
Пит представился.
— Пит Мэнкс? Значит, ты не джентльмен.
— Вот как? Послушай, всезнайка, мой старик был олдерменом и...
— Нет-нет, — сказал Бен Джонсон, — я ине думал тебя оскорблять. Мы бродячие актеры и драматурги, а не лорды, знаешь ли.
Пит был удовлетворен и взмахнул рукой.
— Да я из тех же. Занимаюсь примерно тем же самым. Держал заведение с бинго в Океан Парке, пока это было не запрещено законом...
Второй, Кит Марлоу, нахмурился, сморщив худое, удивительно подвижное лицо.
— Но все же ты одет, как дворянин. Как...
Мэнкс пошарил в памяти в поисках того, что может ему помочь.
— Как розу ни назови, она все равно пахнет розой, — неверно процитировал он.
Марлоу и Джонсон обменялись удивленными взглядами.
— Ты знаешь пьесы нашего Билла? Ну, за это мы должны выпить. Он будет рад повидаться с тобой, когда вернется.
Мгновенно появилось пиво — свежее и крепкое, которое Пит жадно проглотил.
— О, кей, — сказал он. — Я хочу потолковать с вашим пивоваром. Уж я-то понимаю толк в пиве, — стал он толковать хозяину таверны, который в ответ лишь зевнул.
Пит пустился в объяснения, чем различаются сорта пива. Джонсон и Марлоу были восхищены его познаниями.
— Это просто поразительно, Пит, — хихикнул Бен. — Ты мне нравишься!
К счастью, Мэнкс нашел в кошельке на поясе золото и оплатил счет.
И в очередной раз подумал о том, чье же тело он занял. Но опять-таки не обнаружил никаких подсказок.
Шло время, текло пиво. Иногда их компания разражалась пением, от чего Пит каждый раз морщился.
— Слишком слащаво, — с отвращением сказал он, наконец. — Эх, был бы здесь электрофонограф!..
Между столами бродил менестрель в зеленых колготках. Он пощипывал лютню и тянул тоскливую песню о леди, похожей на горлицу.
— Слащаво, — сказал ему Пит. — Надо чего-нибудь по-бодрее. Проснись же, джазмен.
Менестрель побагровел.
— Можно подумать, вы умеете лучше, — огрызнулся он.
— Конечно, — с пьяной уверенностью кивнул Мэнкс. — Давай-ка мне свою цитру. Я привык бряцать на банджо, — сказал он своим компаньонам, — Так что поглядим, как...
Он начал петь и, когда дошел до последней строчки, ему показалось, что помещение стало еще больше.
— Странно, — сказал Бен, когда Пит замолчал. — Ритм достаточно странный. Но...
— Ладно, — проворчал Пит. — Сейчас я покажу вам настоящий джаз.
«Yodelin’ Jive»[7] в исполнении Мэнкса таверна приветствовала бурными аплодисментами. Мужчины стали стучать чашками по столам и завопили еще сильнее. В зале появился, озираясь, грустный парень с высокой залысиной.
— Вот он! — заорал Бен. — Билл! Сюда!
Мастер Шекспир потащился к столу.
— Я с ума сойду, — заявил он, ошеломленно глядя вокруг. — Меркантилизм убьет искусство. Как, Бога ради, я могу написать роман, когда они все время вопят и требуют от меня эти ужасные пьесы?
— Опять ты со своим романом, — сказал Бен с легким презрением. — Деньги, мой мальчик, деньги — это вещь! Забудь об искусстве и продолжай писать пьесы. Они делают нам фунты и гинеи...
— Если бы только королева снизошла, чтобы посмотреть мой спектакль, я заработал бы целое состояние. Но я застрял в третьем акте в этом проклятом «Сне в летнюю ночь». Фу!
Пит рассеянно взглянул на него.
— Но «Сон» уже закончен, — заметил он. — «Уорнер Бразерс» сделал это несколько лет назад. Парень, это дерьмо. Хотя Микки Руни был там хорош.
Шекспир схватил чашу с пивом и опорожнил ее одним глотком.
— Что ты там бормочешь, что «Сон» закончен! Я еще не дописал его.
— Я видел, что видел, — огрызнулся Пит. — Парень с ослиной головой. Боттом его звали... Ну, его еще исполнял Джимми Кэгни...
— Ослиная голова у Боттома! — Шекспир подался к нему, сверкая глазами. — А это идея! Это смешно и...
— Это уж слишком! — тут же вмешался Бен Джонсон. — Публике такое не понравится.
— Да? Может, ты и прав. — Шекспир опять посмотрел на Пита. — Расскажи-ка мне об этом подробнее, дружище.
Мэнкс стал рассказывать. Память его была словно подернута туманом, но улучшалась с каждым глотком. Так что он все же сумел описать окончание «Сна в летнюю ночь».
— Великолепно! — воскликнул Шекспир. — Эти сцены непременно войдут в мою пьесу. Я так их и напишу.
— Но это же плагиат, Билл, — покачал головой Марлоу. — Все и так еще спорят о твоем «Отелло».
Шекспир задумался.