– Я всегда на другой день чувствую себя не по себе, – говорил он, не обращая ни к кому своих слов, как признак сознания собственного достоинства.
– А какая уха была, князь, – заметил хозяин, ударяя всею силою голоса на слово уха. – Какая уха была!
– О-о-о! Надо отдать справедливость, – прибавил тучный барин, сидевший направо от Волобужа. – Уха недаром «нам» стоила две тысячи пятьсот рублей!
– Как же, весь город говорил об ней! – сказал один молодой человек с усиками, в очках.
– Весь не весь, а все те, которые ели ее, – отвечал, нахмурив брови, тучный барин.
– Такому событию надо составить протокол и внести в летописи клуба, – заметил снова молодой человек с колкостью, отходя от стола.
– А вот наймем протоколиста, – сказал тучный барин, – какого-нибудь восторженного поэта, – прибавил он вполголоса.
– Браво, Иван Иванович, – сказал, захохотав, хозяин, – это не в бровь, а прямо в глаз.
– Нет, вы не жалуйтесь, князь, на стол в клубе. Для такого стола можно раз или два раза в неделю испортить желудок, – продолжал Иван Иванович прерванную речь свою.
– Ваш, однако же, нисколько, кажется, не портится, – сказал князь.
– Напротив, случается; но у меня есть прекрасные пилюли, и я, только лишь почувствую «несварение», тотчас же принимаю, и оно… очень хорошо действует.
– Завтра я непременно обедаю в клубе, – сказал хозяин.
– И прекрасно! Знаете ли что: вот, как мы теперь сидим, так бы и завтра повторить партию. Как вы думаете, князь?
– Я согласен.
– А вы? Вы не откажетесь завтра обедать с нами в клубе? – спросил Иван Иванович, обращаясь к Волобужу.
– С удовольствием, – отвечал Волобуж, – я так много и часто слыхал и за границей об английском московском клубе, что меня влечет туда любопытство.
– О, вы увидите, – сказал хозяин, – это удивительное заведшие.
– Академия в своем роде! – прибавил молодой человек в очках, проходя мимо и вслушиваясь в разговор.
– Это несносно! – проговорил тихо хозяин, уплачивая проигрыш.
– Охота вам приглашать этого молокососа, – заметил так же тихо Иван Иванович.
– Хм, жена, – отвечал с неудовольствием хозяин, вставая с места.
– Разлад полов и поколений, – сказал тихо и Волобуж, обращаясь к молоденькой даме, которая польстила его самолюбию.
– Отчего же разлад?
– Разлад, а говоря ученым языком, разложение организма.
– Докажите мне, пойдемте по комнатам, вы насиделись.
– Пойдемте.
– Как прекрасно отделан дом, не правда ли?
– Для моего воображения недостаточно хорош.
– Для вашего воображения, может быть, все недостаточно хорошо, что вы ни встречаете?
– О, есть исключение: встретив совершенство, я покоряюсь, влюбляюсь в него без памяти.
– А часто вы встречали совершенства?
– Встречали! вы не вслушались, я говорю про настоящую минуту… Сядемте, вы находились, – сказал Волобуж, проходя с собеседницей уединенную комнату.
Они сели; но ревнивая хозяйка не дала развиться их разговору и увлекла в залу слушать, как один monsieur передразнивал Листа [197]. Когда он кончил, венгерского магната уже не было в зале. Начались общие суждения и заключения об его оригинальности, уме, проницательных взглядах; дамы восхищались им; и одни только ревнивцы, вопреки наклонности своей к иноземному уму, понятиям, формам, условному изяществу, стали про себя корить соотечественниц своих, что они готовы обоготворить всякого беглеца с галер и позволить ему сморкаться в свои пелеринки.
На другой день Волобуж был у Ивана Ивановича с визитом и вместе с ним отправился в клуб. Около интересного путешественника, венгерского магната, тотчас, же составился кружок. У нас необыкновенно как идет большая рыба на каждого порядочного иностранца. Он ловко справлялся с толпой, жаждущей наслушаться его речей, бросал запросы, как куски на драку, стравил всех на спор о современном состоянии Европы.
– Я еще не знаю России, – сказал он, – знаю Европу; но не понимаю ее, совершенно не понимаю!
– Удивляюсь! Европу не так трудно понять в настоящее время… выслушайте! – прервал тотчас же один говорливый господин и принялся было объяснять значение Европы; но его в свою очередь прервал другой.
– Помилуйте, обратите только внимание…
– Позвольте, я на все обращу внимание, примите только в соображение финансы и богатство Англии…
– Финансы Англии! Но вы посмотрите на Ирландию.
– На Ирландию? Это пустяки! на нее не должно смотреть, она в стороне.
– В стороне! и очень в стороне от благосостояния.
– Нисколько! Если б не О'Коннель, мы бы ничего и не слышали об Ирландии [198].
– Даже и голоду бы там не было.
– Без всякого сомнения!
– Ха, ха, ха, ха!
– Chavez-vous, – сказал Волобуж, которому надоела эта возня рассуждений о политике.
Все обратили на него внимание.
– Chavez-vous, я думаю, что дела сами собою показывают, на что должно обратить внимание… главное, земледелие.
– Так; но теперь главный факт есть то, что земледелие в Европе в ужасном упадке… разберем.
– Эту тему отложите, – оказал случившийся тут агроном, – я был в Европе и обращал на этот предмет внимание, исследовал все на месте.
– И видели возделанные оазисы посреди пустыни.
– Но какие оазисы!
– Ах ты, господи! Да что за штука золото обратить в золотые колосья!…