Иван вышел и тотчас же опять воротился.
– Девка пришла. Петр Кузьмич и Аграфена Ивановна, говорит, кланяться приказали и звать к себе кофе пить.
– Скажи, что я уехал.
– А если спросят куда?
– Скажи просто, что не знаю.
– Да ведь я уж сказал, что дома,
– Э, дурак, зачем ты сказал?
– Да кто ж их знал?
– Ну, скажи, что мне некогда; сейчас еду по службе. Эх скверно! Петр Кузьмич сам прибежит.
– Ну, а я скажу ему, что барин уехал.
– Будет он смотреть на тебя! прямо сюда придет.
– Так вы извольте пойти покуда в трактир, где чай пьют.
– В самом деле. Приведи же скорее извозчика да укладывайся.
Федор Петрович оделся и вышел в бильярдную. Иван исполнил его приказание, передал ответ девке, сбежал вниз, нанял извозчика и, воротившись, начал укладываться. Петр Кузьмич действительно прибежал сам.
– Где барин?
– Уехал-с.
– Куда?
– А бог его знает, по службе.
– А ты для чего укладываешься?
– Да едем.
– Куда?
– А бог его знает, верно в полк.
– Как в полк? Да ведь Федор Петрович ожидает здесь отставки?
– Нет, – отвечал равнодушно Иван.
– Ай-ай-ай! Скоро воротится?
– Откуда?
– Да я не знаю, куда барин твой уехал.
– И я не знаю: пошел да сказал: укладывайся скорей!
– Как воротится, попроси его, пожалуйста, ко мне хоть проститься.
– Скажу.
– Не забудь же.
Петр Кузьмич ушел, повторяя про себя: «Что за чудеса!» Между тем Федор Петрович расплатился с хозяином, Иван и шалил чемодан на дрожки и отправился вслед за барином, который велел своему извозчику ехать к Печкину.
Федор Петрович получил уже некоторое понятие о трактирной жизни. Заняв номер в пять рублей в сутки, он вышел в общую залу обедать и слушать, как машина музыку играет [20].
Когда Петр Кузьмич, прибежав домой, рассказал Аграфене Ивановне о неожиданном отъезде Федора Петровича, она пришла в ужас.
– Да ты, мой батюшка, верно, наврал, что у него свои собственные деньги. Верно, он казенные принимал… да еще какой-нибудь игрок, гуляка.
– Помилуй, какие казенные, его собственные: наследство, на двести тысяч билетов.
– Уж что-нибудь да не так; тут какое-нибудь плутовство!
– Что за черт! Надо посмотреть, не фальшивые ли билеты… Что, как фальшивые! Ведь я сам хлопотал о выдаче… Да нет, он у меня не уйдет! Я сам пойду караулить его!
И Петр Кузьмич побежал опять в гостиницу. Но номер уже был пуст.
– Где офицер, который здесь стоял?
– Уехал-с.
Петр Кузьмич воротился, запыхавшись, домой.
– Что?
– Какое-нибудь плутовство! Просто, тайно уехал! черт знает: сегодня заперто присутствие!… Ах, я дурак! верно, фальшивы«билеты!… Пропал!… Постой, где письмо?… ведь Григорий Карпович рекомендовал мне его… верно, подложное… вот… читай!… верно, подложное!… Черт ее знает, как поверить руку!…
– Вот тебе, сударь, и жених-богач!… Хороша и я, ни с того ни с сего, поверь словам твоим, что на дурака напала, протурила от себя Василису Савишну.
А Василиса Савишна легка на помине.
– Здравствуйте, матушка, Аграфена Ивановна!
– Ах, Василиса Савишна! а я только что с мужем говорила о вчерашнем. Он согласен.
– Поздно уже, сударыня; вот ваша роспись приданому, теперь уж этот лист не нужен.
– Послушайте, Василиса Савишна, с чего вы это взяли разводить дело?
– Я? разводить дело? что вы это, Аграфена Ивановна! Сами вы изволили сказать, что вам не по нутру жених; да еще и ни во что поставили мои хлопоты. Вот «вам, сударыня, извольте.
– Полноте, Василиса Савишна, совсем не так было. Я подосадовала только на твое требование. Да после одумалась: конечно, стоит ли расходиться за какую-нибудь дюжину ложек серебряных; пожалуй, хоть и две можно прибавить.
– Теперь уж хоть три прибавляйте.
– Где ж взять, Василиса Савишна, рады бы в рай, да грехи не пускают; и то последнее отдаем. Легко ли: пошить приданое, отсчитать три тысячки, да вам, за хлопоты, рублей сто; а свадьба-то что станет?
– Извините, пятисот не возьму начать снова дело.
– Зачем же начинать снова, Василиса Савишна?
– Как зачем? Просивши от вашего имени пожаловать на вечер, да вдруг обмануть? Ведь я сама хотела заехать за ним; а он напрасно прождал. Да что ж я ему скажу?
– Ах, матушка, да скажи, что заболела, не могла быть.
– Покорно благодарю, болезнь на себя наговорить! Да и в таком-то случае следовало бы послать сказать.
– Вижу, Василиса Савишна, ты думаешь, что уж тебе и за труды ничего не будет? Нет, не такие мы люди: последнее продам, а в долгу не буду. Чтобы ты не сомневалась, вот тебе задаток двадцать пять рублей.
– Покорно благодарю! мотала хвосты по вашим делам, да упустила не сотню какую-нибудь. Вчера прислала за мной Арина Карповна Кубикова, а я, сдуру: некогда теперь, завтра поутру буду. Пришла сегодня, ан уж нашлись дельцы.
– Уж поверь, что не обижу, Василиса Савишна: вот тебе двадцать пять на извозчика, не в счет благодарности.
– Нет, сударыня, Аграфена Ивановна, этим уж дела не поправишь! не стоит и хлопотать.
– Да что ж тебе, Василиса Савишна?
– Через вас потеряла я по малой мере триста.
– Где же взять нам таких денег?… мы сами жалованьем живем.
– Что ж делать! Была охота – даром готова была все делать для вас; охоту отбили – так извините.
– Не обижайте же и нас, Василиса Савишна.
– Сами себя обидели: угодно двести пятьдесят рублев, так и быть, пойду, хоть побои перенесу.
– Что ты это, Василиса Савишна, побойся бога!