— Почему ты не отвечаешь? — настойчиво требовала Оля. — Живет здесь королевна?
— Вот ты и будешь королевна, — поднимаясь с коленей, сказал Владик. — Дарю тебе эту крепость.
Прежде чем поспешить к Васяте (а поспешить надо было — тот даже с седла не слез, каждую секунду может укатить), Владик все же подошел к матери:
— Мам, я погуляю немножко.
— Обожди, что у тебя на рубахе? — Зинаида Аркадьевна поскребла ногтем возле пуговицы чуть заметное пятнышко. — Поаккуратней будь… И куда же отправляешься гулять?
— Туда… — неуверенно махнул рукой Владик. — На спортплощадку. Может, в футбол поиграю.
— Рубашку не испачкай. И чтобы к половине второго был дома. — Зинаида Аркадьевна посмотрела на часы. — К половине второго. Не опоздай.
— Хорошо, — кивнул Владик.
Ему трудно было не побежать бегом. Однако бежать нельзя. Во-первых, увидит мама и сразу поймет, к кому он спешит. А ей это не понравится: о Ваське Пырине хорошего во дворе не услышишь. А во-вторых, перед самим Васькой стыдно показать свое беспокойство.
Владик подошел вовремя. Промедли минуту — только и увидел бы вдалеке усатую кошачью морду, которую Васята собственноручно намалевал черной краской на спине своей майки. Разговор с Гусиком, как Владик понял, был на исходе. Изобразив на лице величайшую радость, Васята так шлепнул по Владиковой ладони, что потерял равновесие и едва не грохнулся вместе с велосипедом.
— Значит, договорились, вновь утвердившись на седле, сказал он Гусику. — Договорились? Точняк?
— Ладно, — вяло ответил Гусик, и голова его на тонкой шее поникла.
— Не ладно, а принесешь. Подумаешь, какая-то задрипанная зажигалка!
— Что же так просишь, если она задрипанная? — чуточку обиделся Гусик.
— Потому что нужна. Не просил бы. Да не жмись ты! Владик вот полевой бинокль мне дал.
— Насовсем? — недоверчиво спросил Гусик.
Васята перехватил тревожный взгляд Владика и весело ему подмигнул.
— А ты как думал! Отдал. Бери, сказал, хорошая вещь, а для настоящего парня не жалко. Так что тащи зажигалку. Не пожалеешь. Под моей личной охраной будешь. И цветов за это нарву. Матери принесешь в подарок. Вот этих нарвать, красных? — Васята показал на мальвы за штакетником.
— Что ты! — округлил глаза Гусик, — За этими цветами пенсионер дядя Леонтий смотрит. Он за них…
— Чихал я на дядю Леонтия!
— Не надо их рвать, — жалобно попросил Гусик. — Я и так принесу зажигалку.
— Вот это настоящий разговор! Ну, беги. Привет папаше!
Когда Гусик ушел, Васята снова подмигнул Владику.
— Кваса хочешь? У гастронома в цистерне продают. Холодный. Вкуснотища!
Владик полез в карман шортиков.
— Сам угощаю, — поспешил заверить Васята. — Садись на плацкартное место. — И он размашисто, крепкой ладонью похлопал по железной раме. Даже звоночек забренькал.
Владик оглянулся. Матери на лавочке уже не было: видно, ушла готовить обед. Он уселся на «плацкартное место», впереди Васяты, и тот сильно оттолкнулся ногой — едва штакетник не завалил.
Хорошо, что дяди Леонтия нигде поблизости не было.
Васята лихо жал на педали. Неслись, будто на соревнованиях велогонщиков. И в то же время он хриплым голосом на все лады обзывал Гусика.
— Жмот! Дистрофик! Пилюльник! Бацилла! — И совсем уж не к месту даже «утиным носом» окрестил.
Никак Владик не мог сначала взять в толк — отчего взъерепенился Васята? Человек добро ему делает — зажигалку отдает, а он его вон как! Не специально ли? Может, для того ругает, чтобы сейчас Владику про свой бинокль и спросить было невозможно. Получается, что эти бранные слова как бы и про него тоже. Авансом. Уж не хочет ли и вправду бинокль насовсем зажилить?
Владик окончательно уверился в этом, когда оказались возле гастронома. Чуть ли не целый километр проехали, а о бинокле он так ни словечка и не сказал. А ведь только для этого и подошел к Васяте и на «плацкартное место» сел.
Пока стояли в очереди за квасом, Владик мялся, вздыхал, никак не хватало смелости подступиться к главному.
— Утиным-то носом зря обозвал его. Нос у Гусика нормальный.
— Не зря! — отрезал Васята. — Жмот!
— А зачем тебе зажигалка?
— Зачем? — Васята выпятил толстые губы. — Солидная вещь. Вынешь из кармана, щелкнешь, прикуришь. Ребята шары выкатят. А правду сказать, — понизил он голос, — зажигалка у него законная, во сне не приснится! Отец из Москвы привез. Импортная… Тебе — большую кружку?