— Ты, сволочь ментовская — говорю ему — Откуда зелье взял?
— А! — машет он рукой — Я ж говорю — случай. Порезали тут одного. Не нашего. Сильно не нашего. Да и вообще — мутный тип какой-то. И упакован мутно. Ножи секретные, пистолет складной, в портсигар заделаный. То ли подсыл какой, то ли еще какой умелец тайных промыслов, высокого пошиба. Не наша сволота. Да и не моего ума дело. Его, кстати, вскоре жандармы забрали. Ну, а вот при нем и эта дрянь и нашлась. Ну, я уж на обыске то и… В сыскном деле оно иногда и помочь может — а ему уже низачем. И жандармским тоже. Облезут. Они, придурки надутые, его даже не обыскивали, ничего не осматривали — загрузили в телегу, да увезли вовсе. А зелье сие — оно и стоит немало…
— Врешь же, поди.
— Да мне еще врать тебе не хватало, нашелся тут… Хошь — бумаги покажу? Там, правда, особо и нет ничего, не успели…
— Обойдусь, толку мне с твоих бумаг. И много ты с него порошка взял?
— Да ерунда, три пакетика.
— А покажь.
— На — Сэм, в ящике порывшись, бросает на стол уже знакомый мне пакетик — Те два я сдуру Полу оставил, на всякий случай, кто ж думал, что этот дурак настолько тупой и исполнительный…. Ну, ты это… Слушай, ну, виноват я. Не отпираюсь. Но ты не думай — я ж к тебе и так хорошо, и если что — за мной не останется… А?
— Сволочь ты, Сема — говорю ему, пакетик прибирая — Это мне, в возмещение… Пригодится, не тебе одному надобно. Ладно, пойду я, хрен с тобой, сыщик. Комиссар Катани гребаный.
— Чо? Не, ну это… Не серчай, а? Я этого дурака к тебе приведу, покается, и оплатит… Ну, не серчай, ладно?
— Ладно — ворчу. Сам себе думаю: если Сема и врет — хер я это вот так сейчас проверю. Хотя… кое что, наверное… Ладно. Ссориться мне с ним смысла нет — конечно, подлянка знатная с этим порошком, но так подумать — все ж больше идиотское стечение обстоятельств. Не бухни Пол мне и во вторую кружку пива, не налижись я абсенту… Все бы и обошлось, никто бы ничего и не заметил. А так — может, оно все и к лучшему. по крайней мере теперь яснее кто есть кто и почему. Точнее, не то чтобы ясноее, но… Да и ссориться мне с ним незачем, а так — ну тоже должок небольшой. А коррупция — мать порядка и основа социальных взаимоотношений. А, к чорту, к дьяволу! Говорю ему: — Пес с вами со всеми. Только ты так больше не делай, ладно? А то — огорчусь. Вот — обещаю тебе — огорчусь! Я тебе и так то, что надо — расскажу. А что не надо — лучше и не надо.
— Да понял я, понял — с облегчением говорит Сэм — Ну, и ты сам меня пойми, да. Все это море гадское, да Рыбак… Совсем меня из ума вывел. А ты тут еще на острова собрался… Кстати — а не дашь мне посмотреть тую лоцию, покойничка-то? Не боись, я с возвратом! Раз уж теперь ты знаешь, то должон понять — страсть как мне интересно, что он там понаписал, может, что и поможет мне… А?
— Да там и написал он всего-то… Ладно, потом зайди, отдам на посмотреть. Мне, покуда, все одно некогда.
— Вот и спасибо! И это… с меня пиво. И — много. Или, чего покрепче?
— Иди ты, в демонову сраку, — отвечаю, ажно передернувшись — Мне теперича долго ничего не надо, ни покрепче, ни послабже. Я ж тогда еще настойкой на полыни полирнул. А потом едва не накуролесил…
— Идиты… — Сэм, натурально как бабка-сплетница, аж рот рукой прикрыл — Ах, срань господня! Погоди, так тебе ж лекарство надо… Я знаю, где взять, у меня…
— Да оставь — говорю — Все уже как надо. Просто, оно ж могло и плохо кончиться.
— Эх… — совсем натурально огорчился Сэм — Ну, такое вот дерьмо…
— Да ладно уже. Бывай, начальник — на том и попрощались.
Окрестности города-героя Рюгеля.
Покинув околоток, под хмурым взором усатых городовых (один сразу кинулся внутрь, видать, убедиться — что я их любимого начальника не пристукнул сгоряча?), рванулся я, как Ленин в Петроград — обратно на Блюменштрассе. Ничего, побеспокою еще айболита, зато точки над Ё расставим почти уже окончательно.
…Дверь отворила одна из докторовых девиц. Та, что постарше — она и покрупнее статью, и, видимо — посмышленее — это ея Берг мне присылал, спину-то лечить. Отворить-то она отворила, смотрит даже ласково, но впускать не торопится. Голосок у нее эдакий мягонький, с приятным прибалтийским акцентом:
— Хаспатин сааанят…
— Милая, — отвечаю я ей, откровенно пялясь, благо есть на что, в домшнем-то сараване особо не скроешь… Однако, мускулатурка-то у ея, дай Бох… — Ты уж отвлеки его, очень мне срочно надо!
— Он саанят… — но, смотрю, стоит несколько в нерешительности, дверь не захлопывает перед мордой — хотя могла бы легко. Игоре тому, кто поробовал бы помешать. Ногу подставишь, под эту докторову бронедверь, да с таким сисястым домкратом — и будешь все равно ждать, но уже оказания скорой помощи. Хорошо, если не ампутацией. И чего она тогда мнется? Может, герр Пилюлькин интимно занят? Подругу ея, например, развращает, или вовсе барышню завел?