— И какова цена, капитан? — спросила она насмешливо.
Шарп едва удерживался от ответа, что награды более чем достаточно, чтобы оплатить ее услуги в течение ночи.
— Я не знаю, — солгал он вместо этого.
— Не может быть много, — сказал Кили. — Престарелый капитан вроде вас, Шарп? Пара долларов, возможно? Или мешок соли?
Оливейра поглядел на Кили, и взгляд его выражал неодобрение пьяным насмешкам его Светлости. Полковник затянулся сигарой и выпустил струю дыма над огнем.
— Я удвоил часовых, капитан, — сказал он Шарпу. — И если этот Луп действительно явится, чтобы требовать вашей головы, мы дадим ему бой.
— Когда он явится, сэр, — ответил Шарп. — И могу я предложить, со всем уважением, сэр, что вы поставите часовых в башнях у ворот?
— Вы не сдаетесь, да, Шарп? — прервал его Кили. Перед прибытием португальского батальона Шарп попросил, чтобы Кили переместил Real Compania Irlandesa в башни, но Кили безапелляционно отказался. — Никто не может напасть на нас отсюда, — сказал Кили теперь, повторяя свои прежние аргументы. — И в любом случае, если они нападут, мы должны драться с ублюдками на крепостных стенах, а не в башне.
— Мы не можем драться на крепостных стенах… — начал Шарп.
— Не говорите мне, где мы можем драться, черт вас возьми! — закричал Кили, напугав Хуаниту. — Вы — выбившийся в люди капрал, Шарп, а не чертов генерал. Если французы придут, то, черт побери, я буду драться с ними так, как я хочу, и побью их, как мне нравится, и я не буду нуждаться в вашей помощи!
Вспышка смутила собравшихся офицеров. Отец Сарсфилд хмурился, как если бы он искал некоторые смягчающие выражения, но именно Оливейра наконец сломал неловкую тишину.
— Если они придут, капитан Шарп, — сказал он серьезно, — я буду искать укрытия там, где вы советуете. И спасибо за ваш совет. — Оливейра поклонился, показывая, что все свободны.
— Доброй ночи, сэр, — сказал Шарп и пошел прочь.
— Десять гиней плюс цена вашей головы на то, что Луп не придет, Шарп! — выкрикнул Кили ему вслед. — Что это с вами? Упали духом? Не хотите держать пари как джентльмен?
Кили и Хуанита смеялись. Шарп пытался игнорировать их.
Том Гаррард догнал Шарпа.
— Я сожалею, Дик, — сказал Гаррард и затем после паузы спросил: — Ты действительно расстрелял двух жаб?
— Да.
— И правильно. Но я не стал бы слишком многим говорить об этом.
— Я знаю, я знаю, — сказал Шарп, затем покачал головой. — Проклятый Кили!
— Его женщина — редкая штучка, — сказал Гаррард. — Напоминает мне ту девочку, которую ты подцепил в Гавилгуре. Ты помнишь ее?
— Но эта — шлюха, вот в чем разница, — сказал Шарп. Боже, думал он, его характер опять привел его прямо на край пропасти. — Я сожалею, Том, — сказал он. — Это похоже на стрельбу влажным порохом — пытаться найти здравый смысл в этом проклятом месте.
— Присоединяйся к португальцам, Дик, — сказал Гаррард. — Золотые ребята, и нет высокордных педерастов вроде Кили, которые отравляют жизнь. — Он предложил Шарпу сигару. Оба они склонились над трутницей Гаррарда, и когда обугленный фитиль разгорелся, Шарп увидел картинку, выгравированную на внутренней стороне крышки.
— Подожди, Том, — сказал он, не давая другу закрыть крышку. Он смотрел на картинку в течение нескольких секунд. Я забыл про эти коробки, — сказал Шарп. Трутницы были сделаны из дешевого металла, который, чтобы защитить от ржавчины, надо было смазывать пушечным маслом, но Гаррард как-то сумел сохранить свою в течение двенадцати лет. Когда-то их было множество таких — все изготовлены жестянщиком в захваченном Серингапатаме и все с похожими картинками, грубо выгравированными на крышки. Трутница Гаррарда изображала британского солдата, оседлавшего длинноногую девицу, чей зад был оттопырен в очевидном экстазе.
— Педераст мог бы сперва снять шляпу, — сказал Шарп.
Гаррард засмеялся и защелкнул крышку, чтобы сберечь фитиль.
— А твоя все еще у тебя?
Шарп покачал головой.
— Потерял несколько лет назад, Том. Я считаю, что это ублюдок Хаксвилл тащил ее. Помнишь его? Сволочь крал все подряд.
— Боже правый! — воскликнул Гаррард. — А я ведь почти забыл ублюдка. — Он затянулся сигарой, затем покачал головой в удивлении. — Кто бы тогда поверил, Дик? Ты и я капитаны! А я ведь помню, как тебя разжаловали из капралов за то, что ты пернул на построении для молебна.
— Это были славные деньки, Том, — сказал Шарп.