Я заметил у руля отца, а рядом с ним стояли два человека, откинувшись назад спиной к ветру. Сен-Жан летел скачками, то он на минуту останавливался, то снова исчезал в волнах рассвирипевшего моря, которое играло с ним, как со щепкой, и покрывало пеной и водяной пылью.
Как только погибающий бриг заметил попытку отважных моряков его спасти — он переменил направление и повернул прямо к маяку. Сен-Жан, очутившись в открытом море, шел ему наперерез и через несколько минут они соединились. Лодка подошла под бугсприт большого судна, завертелась на одном месте, но ее тотчас же привязали.
— Буксировка не удержится, — сказал возле меня чей-то голос.
— Если бы даже она и удержалась, то им все-таки невозможно взобраться на бриг! — отвечал ему другой.
В самом деле, мне тоже показалось совершенно невозможным, чтобы Сен-Жан мог так близко подойти к бригу, и чтобы дядя Гузар мог на него прыгнуть. Или дядя Гузар должен был свалиться в море, или лодка потонуть. Соединенные вместе, носимые одним и тем же порывом ветра, толкаемые одной и той же волной судно и лодка приближались к входу в гавань.
Когда бугсприт заливало волной и палуба становилась ребром, видны были мостик и фигуры людей, которые цеплялись за что попало, только бы не свалиться в море.
— Поднимайся же, дядя Гузар, ну еще, еще! Старайся же, голубчик! — Кричал Леге подпрыгивая.
Уже три или четыре раза дядя Гузар делал попытку вскочить на палубу судна, но в это время волна разъединяла их и на такое пространство отбрасывала друг от друга, что это становилось невозможным.
Наконец бриг поравнялся на один момент с Сен-Жаном и, когда волна подняла его, лоцман кое-как перепрыгнул на палубу и крепко уцепился за ванты.
Казалось, ветер победил все препятствия, все сровнял, разрушил и снес: он дул не затихая ни на секунду, не давая вздохнуть ни людям, ни воде; при этом и ветер и море так ревели, что ничего не было слышно. Под этим натиском урагана волны вздымались бесформенной громадой и в вихре поглощали друг друга и рассыпались, как горы снега.
Бриг несся, как стрела, подхваченная бурей. Его мачта и парус еле-еле держались.
Море казалось издали одной белой скатертью пены; время от времени судно начинало подбрасывать, как перышко, всякую минуту море могло его поглотить. Во время одного из таких натисков сорвало стеньгу. Из воды мотался один клочок паруса; бриг летел по волнам траверсом. Ему оставалось всего каких-нибудь 100–200 метров до входа в гавань. Вдруг один общий крик вырвался у всех присутствующих на берегу. Лодка дяди, на которой оставались мой отец и его двоюродный брат, следовала за бригом на небольшом расстоянии от него, чтобы не разбиться об его массу, но вот на бриге подняли треугольный парус; бриг перерезал дорогу лодке и совершенно закрыл ее своей темной массой. Две секунды спустя бриг вошел в фарватер.
Я, конечно, следил с напряженным вниманием только за лодкой и видел, что бриг вошел в гавань, а лодка нет.
Стесненная проходом брига, она не успела попасть за ним, потому что вход был слишком узок и она летела к маленькой бухте, вправо от мола.
В этом месте во время бури море было спокойнее, но в этот день, как и везде, на необозримом пространстве море и тут был грозно. Страшный ураган гнал все от берегов. Парус в лодке был спущен, якорь брошен в море, чтобы таким образом удержаться носом к морю.
Между ними и берегом возвышался целый ряд скал.
— Надо ждать с лишком полчаса, пока скалы покроет водой, — сказал кто-то.
Весь вопрос был в том, выдержит ли якорь, не оборвется ли веревка? Устоит ли Сен-Жан против напора волн, или же будет ими поглощен? Хотя я был ребенок, но настолько привык к морю, чтобы понять, какой страшной опасности подвергалась лодка и те, кто в ней находился. Вокруг меня то и дело раздавались тревожные вопросы: «Что-то будет дальше?»
— Кальбри превосходный пловец! — говорил один.
— Все это так, но разве можно плыть в таком кромешном аду?
— Если они продержатся еще хоть немного, — говорил третий, — то могут сесть на мель.
Ну, а если Сен-Жан будет унесен в открытое море, то его разобьет как щепку. Доску и ту потопило бы в этом вихре воды, травы, камней и пены, а тут все это вместе несется к берегу, кружится, хлещет и пробивает вымоины в дюнах.
Волны едва налетят на утесы и не успеют отхлынуть назад, как встречаются с новым прибоем. Они со страшной силой наскакивают одна на другую, образуют горы воды и все сокрушают на своем пути. Я задыхался от ужаса, не спускал глаз с Сен-Жана, и все время замирал от страха и тоски. Вдруг слышу — меня сзади обхватили две руки; я обернулся, это было матушка, обезумевшая от горя. Она все видела с высоты фалезы и прибежала, не помня себя. Нас окружили со всех сторон; капитан Гуэль и другие знакомые утешали нас как могли, старались всячески успокоить и уверяли, что неминуемой опасности еще нет.