Выбрать главу

Могли ли эти мелкие стычки потрясти Фрэн до основания? Возможно, если учесть, что под кровом Руокко единственной конвертируемой валютой считалась не корявая и простая, как картошка, любовь, которой кормятся за многими американскими столами, но уважение. Уважение к чужим идеям, к тому, какой отклик эти идеи получали в обществе, — обществе, о котором члены семьи Руокко легко и с удовольствием забывали, наслаждаясь компанией друг друга.

И кто знает, почему Франческа была так запугана отцом, почему ее психиатр выписывал ей тонны розовых и желтых таблеток, почему их секс был то нежным и взаимоприятным — дуумвиратный, совещательный секс, когда пенис вводится поначалу лишь на четверть, понемногу углубляясь, а то — повязка на глазах Владимира и отцовский твидовый костюм на Франческе. Миссия Владимира, как она обозначилась с самого начала, заключалась в утешении и подбадривании Франчески и обретении между делом доступа в ее элитный мирок. Темные загадки Фрэн сами собой распутаются, когда придет время. По прикидкам неопытного Владимира, у них с Франческой впереди была вся совместная и счастливая жизнь.

Но однажды нечаянно она едва все не испортила. Ей удалось нанести ему обиду почти непростительную.

Они отправились за зубной щеткой. Владимир особенно любил, когда они вдвоем занимались вот такими самыми обыденными делами. Мужчина и женщина могут заявлять, что любят друг друга, они могут даже снимать на двоих недвижимость в Бруклине в подтверждение их любви, но если они находят время, чтобы посреди рабочего дня пройтись вместе по аптеке, овеваемой кондиционером, выбирая щипчики для ногтей, то их отношения протянут долго, хотя бы по причине их банальности. По крайней мере, Владимир на то надеялся.

И какой разборчивой покупательницей была Фрэн. Щетка, к примеру, должна быть из настоящей щетины. Натуральными зубными щетками торговали в Сохо, но в магазине выбрали именно этот день, чтобы погрязнуть в банкротстве.

— Странно, — удивлялась Фрэнни, наблюдая, как индийское семейство, не переставая ругаться, убирает из витрины зубную щетку размером в человеческий рост и запихивает ее в фургон с номерами Нью-Джерси. — У них было столько почитателей.

— Как же нам быть? — расстроился Владимир за свою подругу. — Где же отыскать натуральную зубную щетку в этом захудалом городишке? — Он поцеловал ее в щеку без всякой причины.

— В Челси, — ответила Франческа. — На пересечении Двадцать восьмой и Восьмой. Магазин называется, кажется, «Зубок». Минималистское место, но там все исключительно натуральное. Но тебе не обязательно сопровождать меня. Возвращайся домой, там ты сможешь составить компанию моей матери. Она тушит детенышей кальмаров в их собственных чернилах. Ты обожаешь такую фигню!

— Нет, нет, нет! — запротестовал Владимир. — Я обещал пойти с тобой за щеткой. А я всегда держу слово.

— Полагаю, я способна управиться в одиночку. Мне надоело всюду таскать тебя за собой.

— Ты о чем? Кто меня таскает? Я больше всего на свете люблю заниматься такими, м-м, прозаическими делами вместе с тобой.

— Знаю.

— Знаешь? — переспросил он.

— Влад, ты невозможен! — рассмеялась Фрэн, ткнув его пальцем в живот. — Иногда ты выглядишь таким счастливым, оттого что у тебя есть подружка. Ты ведь об этом мечтал, правда? Завести нью-йоркскую подружку. Бродить за ней тенью. Преданный друг, такой любящий и начисто лишенный какого-либо личного интереса, просто нежный, обалдевший от счастья парень. Зубная щетка? С удовольствием. Ведь это так прозаично!

Последнее слово она произнесла, подражая птичьему выговору Владимира: празаи-ч-но. Птенчик Владимир пискнул: чи-ик.

— Кое в чем ты права, — произнес Владимир, не зная, что еще сказать. И толком не понимая, что она имеет в виду. В животе вдруг забулькало, и он ощутил на языке привкус желчи. — Хорошо, ладно, — сдался он. — Нет проблем. — Он чмокнул ее на прощанье и попытался улыбнуться: — Чао, чао. Удачи тебе в поисках зубной щетки. И помни: средняя жесткость…

Но по дороге домой тяжесть в кишках, нервозность, щекотавшая внутренности, не отпускали. Ему мерещилось, будто измотанные продавцы шиш-кебабов и уличные торговцы книгами по искусству на Нижнем Бродвее — почетные граждане летнего города — буравят его презрительными взглядами, а рэперское бахвальство, изрыгаемое музыкальными автоматами, и впрямь столь устрашающе, каким хочет казаться. Что за непонятная тревога?