— Тоже станет невидимкой.
— Возможно, я не утверждаю.
Только теперь Рустем понял цену своей крови. Кто же этот человек? Говорит, что помощник профессора, но ведь дело совершенно секретное и помощник не должен решать его один.
— Не спешите, Матвей Кузьмич. Вы забываете, что не видите меня. Как вы возьмете кровь?
«Помощник» достал из шкафчика инструменты и два стеклышка.
— Я все расскажу. Я научу вас, и вы сами все сделаете. Это очень легко.
— Я не согласен, — сказал Рустем. — Хватит. Дайте мне ключ.
— Неужели вы боитесь? А я-то думал: вот храбрый мальчишка, непременно герой.
— Я не боюсь.
— Тогда в чем же дело? Я должен взять у вас кровь, чтобы помочь вам же. Без этого нельзя.
Рустема осенило. Он даже покраснел — слава богу, румянец не был виден.
— Бесплатно кровь не отдам.
— Но разве вы мне отдаете? Ради себя же... Ради науки, ради страны...
— Я вам не верю. Мою кровь потом вы вольете себе и тоже станете невидимкой. Боюсь, вдвоем нам будет тесно... Бесплатно не отдам.
— О, это пустяки, мальчик. Не бойся. Мы скрепим наш договор не только кровью...
— Золотом?
— Если хочешь, называй так.
— Кто мне его даст?
— Я... Давай начнем.
— Откройте дверь. Я иду на фронт. Зо-ооо-лото!
— Мальчишка! Да разве ты что-нибудь понимаешь! Для тебя фронт — игрушка, а там смерть! Ты должен знать, что тебя ожидает. Вдруг враг увидит тебя? Ведь такое может случиться сразу. Вот инструмент, бери...
Матвей Кузьмич пошарил рукой в воздухе:
— Бери...
Прыгнув вперед, он поймал пустоту. И сразу бросился в сторону. Но и там было пусто.
— Все равно я тебя поймаю. Иди сюда. Слышишь? В этой пробирке газ, я могу разбить ее и тогда... никто не приходил к профессору Богданову. А сам я выйду. Ты понимаешь?
— Теперь понимаю. Прочь! — крикнул Рустем и раскрытой ладонью хлопнул по клеенчатой двери. Затопал ногами.
Прощай, Казань!
Если говорить по правде, то Рустем струсил, но не настолько, чтобы забыть, что он невидимка. Этот человек злой и хитрый, и избавиться от него тоже нужно хитростью. Подкравшись к столу, Рустем сгреб пробирки и с силой бросил их на каменный пол. По стенам брызнули осколки. Схватив колбочку, Рустем пустил ее в потолок, как раз над тем местом, где стоял ошеломленный Матвей Кузьмич. Ага, коленки трясутся! Матвей Кузьмич поджал губы и схватился за голову. Он ждал нападения. Но стало тихо, и в этой тишине хлопнула форточка и заколыхалась штора.
«Неужели сбежал в форточку?» — ахнул Матвей Кузьмич. Ради предосторожности не опуская от головы рук, он сделал несколько робких шагов, ожидая какой-нибудь новой опасной выходки пришельца. Сказал вслух:
— Он действительно подумал, что я могу выпустить газ. А я бы очень хотел ему помочь.
Услышав эти слова, невидимка должен был снова заговорить — так казалось Матвею Кузьмичу, для этого он и обмолвился вслух о своем желании помочь. Но лишь хрустнуло стекло под каблуком, отчего Матвей Кузьмич вздрогнул, и в распахнутую форточку с шорохом вошел ветер.
Прошло пятнадцать минут.
«Уж не померещилось ли мне все?» — спросил себя Матвей Кузьмич. Вставив в дверь ключ, он прислушался и вышел в коридор. Вернулся и тяжело опустился на стул, держа руку на пульсе.
Пока он, прикрыв глаза, считал удары, кто-то быстро прошел наискосок кабинета, и опять тот же голос приказал:
— Слушайте внимательно, я здесь не был, и вы ни с кем не говорили. Иначе... Ни слова.
В кабинете осталось битое стекло, остался Матвей Кузьмич, так и не приоткрывший глаз, а только вздрогнувший ресницами...
Как трудно узнать человека, как легко ошибиться!..
Рустем зашел в телефонную будку:
— 0-35-46? Кто со мной говорит? Товарищ подполковник? Да, это я. Нет, я не мог увидеть профессора. Да, конечно, ходил, но к Богданову меня не пустили. Кто? Я не знаю фамилии. Матвей Кузьмич. Он меня заманил, начал стращать, хотел взять кровь. Он назвался Богдановым. Нет, больше я туда не пойду. Что? Сейчас, бегу на вокзал. Матвей Кузьмич работает вместе с Богдановым. До свидания.
«Бегу на вокзал» — это пришло сразу. Уехать сегодня же — там видно будет, что делать дальше. Надо действовать. В Казани тихо — не бомбят, можно и в кино пойти, и мороженое купить на углу, а где-то далеко — фронт, и дым закрыл солнце. Когда передают «Последние известия», прямо на улице у репродуктора останавливаются люди и молча слушают. Тревожно. У Пети Старостина глаза стали большими, и смеяться он перестал: отца у него убили, и весь класс молчал около Пети Старостина, около его парты. Война, фашисты... Открылся страшный смысл этих слов: мальчик без отца, человек без дома, беженцы на дорогах, сгоревшие села. Теперь надо мстить. Мстить за Петю Старостина. О, как он будет мстить!