Семену пришлось вернуться назад, отложив дальнейшее обследование до следующего раза, — он и так слишком задержался в подземелье. В старой оружейной палате он, как обычно, почистил одежду, взял пачку рукописей и хотел уже выйти, но вдруг обнаружил, что дверь заперта на ключ. На стук прибежал монах-лекарь и объяснил, что, когда заглянул внутрь, — никого не увидел, поэтому и запер дверь. Семен сказал, что забрался на верхнюю полку, оттого его и не было видно. Будь светлее, монах-лекарь обнаружил бы, что келейник настоятеля покраснел, — ему трудно было обманывать даже и при таких обстоятельствах.
После случая с запертой дверью Семен несколько дней в подземелье не спускался. Он боялся, не следит ли за ним монах-лекарь. Но мысль, что он, может быть, находился совсем недалеко от того места, где был заточен Василий Босый, что немного до него не дошел, заставила молодого помора продолжать поиски.
Подземный ход на северо-восток оказался суше, но и здесь свод обвалился. Остался только ход на северо-запад, в сторону Корожной башни. На него Семен надеялся больше всего. Действительно, обвала здесь не было, но дорогу преградила каменная кладка. На обратном пути Семен отсчитал количество пройденных шагов и, проверив затем по плану, понял, что подходил под землей вплотную к Корожной башне.
Теперь оставалось только проникнуть за каменную кладку, но как это сделать, он еще не знал. К тому же Семен понимал, что если все это выплывет наружу, ему несдобровать, первым же осудит его сам настоятель, — и все же от начатого дела не отступился.
Во время обхода стражников боярин подал голос. Один из них подошел к каморе. Боярин шепотом спросил, зачем к узнику, что сидит напротив, «ходит келейник настоятеля». Стражник, успевший уже глотнуть хмельного, засмеялся — таким нелепым показался ему вопрос. Но боярин упрямо стоял на своем, и тогда стражник закричал, чтобы боярин «впредь не смел брехать».
Наутро, протрезвев, стражник забыл об этом. Но боярин, надеясь доносом облегчить свою участь, снова подал голос. На этот раз ему попался уже другой стражник. Вернувшись с обхода, стражник рассказал первому, что боярин спрашивает: «Почему к узнику, что напротив, приходит келейник настоятеля?» Тогда первый стражник вспомнил, что и ему это же самое говорил боярин. Оба решили, что боярин рехнулся. Но об этом полагалось сообщить келарю, оставшемуся в монастыре вместо настоятеля. Только они договорились не упоминать про келейника настоятеля, — настолько это им казалось невероятным.
Так до келаря дошло сообщение, что мятежный боярин начал заговариваться. Келаря это не заинтересовало: вернется настоятель, он ему обо всем доложит. Но через день явился стражник и, едва шевеля от страха губами, выговорил: «Боярин Матвей объявил государево „слово и дело“.
Келарь подошел к нему вплотную, чтобы убедиться, не во хмелю ли стражник. Но тот был трезв и упрямо повторял: «Боярин Матвей объявил государево „слово и дело“...
Келарь помнил, что ему уже докладывали о том, что боярин не в своем уме. Но «слово и дело»...
Когда объявляли «слово и дело», каждый, кто об этом услышит, должен сообщить куда следует: «слово и дело» значило, что задумано государственное преступление. И беда тому, кто скроет это; самого его кинут в тюрьму, как пособника преступника.
Но келарю были известны случаи, когда узники объявляли «слово и дело» только для того, чтобы их отвезли в Москву, в Преображенский приказ, рассчитывая по дороге сбежать. Тогда объявившего подвергали тяжелым пыткам, а того, кто поддался на обман, самого били плетьми, «чтобы в другой раз был умнее».
Келарь знал, что боярин рассказывал настоятелю про заговор против Петра. Так для чего же он объявил теперь «слово и дело»? Может быть, настоятелю он не всё открыл, остальное можно было сказать только царю? Если теперь келарь отправит боярина в Архангельск, то Петр его за это только похвалит. А если боярин свихнулся, и келаря об этом предупреждали, царь его за такую глупость не помилует. Как келарь ни был изворотлив, в первое мгновение он не знал, что делать.
А затем, подскочив к стражнику, проговорил сквозь стиснутые зубы:
— Ты про это отцу келарю ничего не говорил... Ты и сам никакого «слова и дела» не слышал... Понял?
Стражник в страхе закивал головой. И тогда келарь позвал монахов, которым приказал упрятать стражника в подземелье под Сушильной башней, да так крепко, чтобы никто не услышал, что он там говорит.
Ошалевшего стражника уволокли, и келарь начал успокаиваться: настоятель, считал он, по возвращении разберется. Но келарю пришлось очень скоро изменить свое решение: явился второй стражник и тоже пролепетал: «Боярин Матвей объявил государево „слово и дело“.
Келарю ничего не оставалось, как распорядиться притащить боярина в пыточный подвал.
Елисей, после того как его избил келарь, долго хворал. Жил он теперь в келье монаха-лекаря, который поил его настоем тех же трав, что и Семена, только молитву он велел ему читать другую.
Видя, каким слабым стал Елисей, монахи про себя говорили: «Отроку долго не жить» — и набожно крестились.
Елисей мучился, что умрет не прощенный Семеном: на душе у него останется большой грех. И Елисей стал следить за тем, куда ходит Семен, чтобы наедине выпросить у него прощение. Так он узнал про посещение Семеном старой оружейной палаты. Елисей решил забраться туда, когда монах-лекарь производил уборку. Монах-лекарь вскоре ушел. Через некоторое время появился Семен; Елисей испугался и себя не обнаружил.
Семен поставил на пол фонарь и полез под полку. Затем рука Семена увлекла туда же фонарь, и все затихло.
Выбравшись из-за укрытия, Елисей, пошарив рукой под полкой, обнаружил вход в подземелье. Спуститься за Семеном он побоялся и поспешно ушел из старой оружейной палаты.
На следующий день Елисей взял с собой огниво и свечку. На его глазах Семен, как и в первый раз, спустился в подземелье. Елисей превозмог боязнь и последовал за ним.
Попав в круглый подвал и не видя нигде Семена, он высек огонь и зажег свечку. По следам на полу он увидел, куда уходит Семен. Держа ладонь перед пламенем, чтобы свечку не задуло, Елисей направился по подземному ходу.
Семена он увидел около каменной кладки, преграждающей дорогу. Молодой помор вытаскивал за скобу большой камень и не услышал тихих шагов Елисея. Чтобы не быть обнаруженным, Елисей погасил свечку.
Сдвинув камень в сторону, Семен протиснулся в образовавшееся отверстие. Елисей остался в темном подземелье один, — идти дальше он побоялся.
Вскоре он услышал, что Семен возвращается. Елисей хотел убежать, но ноги его не послушались. Семен протиснулся обратно, вставил камень на прежнее место и, светя фонарем, двинулся по подземелью.
Елисей едва дыша прижался к стене.
В таком состоянии его увидел Семен. Оба они простояли некоторое время друг против друга: Елисей — не смея от страха пошевелиться, а Семен — пораженный неожиданной встречей.
Наконец Семен тихо спросил:
— Что ты тут делаешь?
Елисей ничего не ответил.
— Что ты тут делаешь? — настойчиво повторил Семен.
Елисей прошептал:
— Ты меня простил, Семен?
Невольно молодой помор двинулся к нему. Тогда Елисей вскинул руки и бросился Семену на шею. Он прижался к его груди и заплакал. Так они стояли в подземелье; худенькое тело Елисея вздрагивало от негромких рыданий.