— Вы такой добрый, Сэм! Я никогда, никогда этого не забуду.
Я ничего не ответил. Я был слишком растроган тем, что меня назвали добрым.
Мы часто играли на площадке в крокет. Мне доставляло удовольствие проигрывать Эдит, и я радовался, когда она хлопала в ладоши, торжествуя победу. Мне нравился приятный характер этой кудрявой девочки. В прошлом году, приехав в Эшуорф, я не сразу узнал Эдит. Она выросла, выпрямилась, как-то по-особенному стала причесывать свои густые волосы, в глазах ее появился новый, чуть притаенный блеск, и это меня очаровало. Однажды, гуляя с Эдит, я попросил позволения писать ей. Она разрешила. Я написал из Дижана. Она ответила так мило, что я выучил это письмо наизусть и долго хранил его.
Теперь Эдит стала настоящей красавицей. Ее улыбка покоряла меня, и я часто ловил себя на том, что теряюсь перед этой тонколицей грациозной девочкой, не зная, что сказать.
Вот что удерживало меня в Эшуорфе. К этому следует добавить, что совсем недавно я услышал слова дядюшки, когда он разговаривал на кухне с Оливией.
— Что касается меня, — ораторствовал дядюшка, — то я бы не стал мешать нашему парню расстаться на время с Эшуорфом. Надо рассуждать практически, как любит выражаться Том. Бридж. Если на руках нет козырей, надо ходить с маленькой. Пусть Сэм побродит по белу свету. Смотришь, нападет на золотоносную жилу и вернется не с пустыми руками. Вот тогда, Оливия, и попируем на свадебке…
— Скажете тоже, мистер Бранд, — возразила Оливия.
— А я серьезно, — ответил дядюшка, и слышно было, как он ожесточенно выколачивает свою бразильскую трубку о край кирпичного очага. — Чем кудрявая Эдит не невеста для нашего малыша? Через три года ей стукнет восемнадцать. К этому сроку малыш должен заработать деньги, и тогда им можно будет подумать о семейном гнездышке. Ох, Оливия, не успеем мы и оглянуться, как придется нам нянчить внучат!..
Дядюшка залился добродушным смехом.
Дальнейшего разговора я не слыхал, но слова дядюшки глубоко запали в мою душу. Они были мне приятны!
Сейчас я вспомнил эти слова и отвлекся от тяжелых мыслей.
Вошла Оливия.
— Тебе письмо, Сэм.
Я разорвал конверт. В полусвете вечерней зари, стоя у окна, я прочитал строчки, написанные жестким почерком моего друга Роберта, и уронил на пол тяжелый, с золотым обрезом листок. Роберт писал:
«Уважаемый мистер Пингль! После всего, что стало известным относительно лица, которое покровительствовало вам, я полагаю, вы сами поймете, что следует пересмотреть некоторые личные отношения. Мои друзья также полагают, что вряд ли вам будет удобно впредь встречаться с нами в стенах нашего колледжа. Понятным должно стать и то, что предполагаемая наша совместная поездка окончательно расстраивается. Примите уверения и пр. Р. Смолл».
Боже мой, как корректно!
Лицо мое горело, как от пощечины. Они не хотят иметь со мною ничего общего? Мое присутствие шокировало бы их? Тем лучше. Ах, как прав в своем возмущении дядюшка!
V
Эдит сидела рядом со мною в сквере у спуска Кингстрит к порту. Перед нашей скамьей в рамке зелени на клумбе дремали чахлые флоксы. Кусочек туманного океана виднелся внизу над выступами кирпичных домов с острыми черепичными крышами. Среди них возвышалось громоздкое здание эшуорфской конторы столичного банка «Мей энд Литтлюнион», служить в которой было мечтой многих эшуорфцев.
— Знаешь, Эдит, я уеду из Эшуорфа, — сказал я.
Я впервые сказал своей подруге «ты» и ждал, как она мне ответит.
— Это очень хорошо, Сэм, — ответила девочка и отвернулась. Губы ее задрожали, но голос оставался ровным. — Ты увидишь, как живут люди. Папа всегда говорил, что путешествия — самое интересное на свете. Если бы он был здоров, он бы уехал в Австралию… Ты выберешь, Сэм, самое лучшее для себя, — договорила Эдит.
— И для тебя, Эдит, — тихо добавил я.
Она посмотрела мне прямо в глаза.
— Знаю но пока лучше об этом не говорить. Ты такой хороший, Сэм! Мне сейчас очень-очень грустно, а без тебя будет еще грустней. Но делай, как лучше для тебя, Сэм, и, пожалуйста, не думай обо мне, не принимай меня в расчет. Дядюшка Реджи говорил, что надо воевать с жизнью. А ты сильный, Сэм. Ты сумеешь победить… Да, да, Сэм, поверь мне. Я знаю тебя лучше, чем ты сам! Эдит мягко улыбнулась. — Хочешь знать, о чем я думаю?
— Очень хочу, разумеется.
Она сказала серьезно:
— Я думаю, что дружба помогает людям в жизни. Это я прочитала вчера в одной книге, и это очень верно…
Потом мы спустились по Кинг-стрит к молу и долго смотрели на залив. Красивые парусные яхты мчались к мысу Джен и там ловко поворачивали, ловя ветер. Одна из них обогнала все остальные. Ее паруса блестели в лучах заходящего солнца.