— А чего она черная такая, как из мультика? — я уже не могла остановиться.
— Готка она, неужели не видишь. Они все так одеваются. — Аня передернула плечами, показывая, что разговор закончен.
Включив в кабинете кварцевую лампу, я вдруг подумала, что больше всего в этой истории мне жалко директора завода. Никому-то до него нет дела, до его онкологии. Может и не случайно он с девицей этой сошелся — от такой вот доченьки скорее нож в спину дождешься, чем почтения да понимания… Я не понимала смысла молодежного увлечения так называемой готикой. Что заставляет молодых людей тусоваться на кладбище, раскрашивать лица в виде маски не выспавшегося вампира, постоянно говорить о смерти? Неужели в их жизни так мало привлекательного? Но судя по всему, дети из не богатых семей не увлекаются готской культурой. Да и дочка директора завода вряд ли испытывала по жизни какие-либо затруднения. Может быть, это протест непонятых родителями детей? Но зеленый или малиновый гребень панка, мне кажется, в большей степени уместен на голове двадцатилетнего молодого человека, чем жуткие черные волосы и шарф с черепами. Впрочем, может быть все это не философия — а дань дикой моде. Моде на смерть.
Было около пяти часов вечера, когда я вышла из больницы и не торопясь пошла к автобусной остановке, прикидывая, что буду делать вечером. Во-первых, надо купить консервов и покормить кота. Во-вторых, можно выбить ковер и пропылесосить квартиру. В-третьих, надо покрасить волосы хной, а то уже рыжая искорка в волосах почти незаметна. Этот процесс я не любила особенно. Жидкая кашица хны оставляла пятна везде — на руках, на лице, на любимом розовом халатике.
Как ни странно, сегодня после работы о событиях в больнице мне думать совсем не хотелось. В самом деле, все это меня не касается. Может быть, вообще ничего особенного не произошло, ну умер больной, всякое бывает, а неприятные предчувствия объясняются моими фантазиями, вызванными одиночеством и любовью к детективным историям? Но придумать причину, которая вынудила пациенту с вывихом бедра резать живот, я так и не смогла, как ни старалась. Так вот, в размышлениях, я почти добралась до своего дома. В этот момент сильный порыв ветра взлохматил столб пыли на дороге, и мне что-то попало в глаз. Возвращаться в больницу не имело смысла, и я решила удалить соринку сама, остановилась около покосившейся разбитой скамейки у подъезда многоквартирного дома и вытащила пудреницу из косметички. Соринку в глазу я так и на заметила, собрав волю в кулак подхватила пальцами верхнее веко и одела его на нижнее. Этот способ удаления инородных тел из глаза нам показывал в медицинском училище один из наших преподов, служивших врачом-подводником на Северном флоте. Резь из глаза тут же ушла, я вытерла слезы со щеки, и в этот момент заметила, что позади меня метрах в тридцати стоит темно-зеленая иномарка, в салоне сидели два человека. Все бы ничего, но эту машину я уже видела краем глаза, выходя из больницы, а цвет очень запомнился, приятно порадовав глаза на фоне серого города. Пока мы встречались, Денис научил меня некоторым своим оперативным штукам. Машина стояла в совершенно не логичном месте, почти на автобусной остановке, и при этом, чуть ближе ко мне, была удобная и полупустая парковка. Во мне разлился не приятный холодок, и сразу как-то ослабели ноги. Господи, неужели за мной следят!
Почему за мной, возможно, следят, вот вопрос. Кроме меня на улице находились — хромой местный дворник Юра и сантехник из ЖЭКа, они, оба уже подвыпившие, шли из минимаркета, о чем свидетельствовала бутылка водки и батон в прозрачном пакете, шумно обсуждали какую-то Любку с соседнего участка.
Еще по улице неторопливо шли две лаборантки из нашей больничной лаборатории, рассуждая о преимуществах и недостатках разных способов засолки огурцов, выращенных на даче.
Держался за больничный забор, изо всех сил стараясь не упасть, молоденький вдребезги пьяный паренек, которому только что в приемном покое обработали рваную рану на щеке, и, естественно, отпустили домой. Правила предписывали госпитализировать пациентов с ранами лица, но парень был настолько пьян, что с ним, конечно, никто не стал возиться.
Поэтому, скорее всего, те, кто находился в иномарке, следили именно за мной.
«Надо бежать» — подумала я и рванула навстречу моим возможным преследователям мимо автобусной остановки к стоящему трамваю. Такое импульсивное, но в то же время правильное решение я приняла, основываясь на смеси страха и тех обрывков знаний, которые мне успел вдолбить в голову Денис. «Преступника, если ты слабее его, надо ошеломить — говорил Денис — если жертва бежит, то ее надо догнать, если жертва кричит, то ей надо заткнуть рот. Такое поведение и преступника, и жертвы естественно. А вот что будет делать нападающий, если его жертва пойдет ему на встречу с распростертыми объятьями и криком — Дорогой ты мой! Ну, наконец-то я тебя нашла!». Все это промелькнуло у меня в голове, когда ноги меня уже несли в сторону трамвая, уже открывшего двери на остановке. И я увидела удивленные и растерянные лица моих преследователей, сидевших в машине. Я успела заскочить в уже закрывающиеся двери трамвая. Протиснувшись в вагон, я увидела, что села на маршрут, следовавший по городскому кольцу. Я постаралась расслабиться и подумать. Так, а ведь они точно, по мою душу. Чем может вызвать такое выражение лиц обычная девушка, спешащая на трамвай. Только если эта девушка должна делать что-то противоположное, по их мнению. Резкий тычок локтем под ребра оторвал меня от этих раздумий. В трамвае было полно народу. Бесплатный проезд в электротранспорте для пенсионеров в нашем городе обеспечивал этому самому электротранспорту катастрофическую бесплатную же загрузку. Куда они все едут? — в который раз задала я себе вопрос, с усилием пробираясь на заднюю площадку, чтобы быть поближе к окну. Средний возраст пассажиров, стоявших вокруг меня, был никак не менее 70 лет, причем я попала в самый центр стихийного митинга, организованного каким-то седым мужчиной лет семидесяти, видимо, для того, чтобы было не так скучно ехать.