— Ну что, решил все проблемы? — я решила подлизаться к нему, обсудив сначала его дела.
— Лесь, не крути, мои дела как всегда нормально. Уголь в котельной. А вот у тебя, по-моему, большие проблемы.
— Какие? — я похолодела. «Наверно, что-то с котом?!»
— Я позвонил в твою больницу, ну с дороги, не из больницы, со станции. Мне сказали, что ты украла наркотики и ударилась в бега. — Слава смотрел на меня в упор, не мигая, видимо ожидая, что я признаюсь в краже наркотиков.
— Что?! Я украла наркотики? — я ожидала чего угодно, только не этого.
— Именно! Из процедурного кабинета. Две упаковки. — Слава заложил руки за спину и начал ходить из угла в угол моей небольшой палаты, покачиваясь в такт словам.
— Но я не брала… Что это значит?! Слава! — я была готова разрыдаться.
— Не ори, хоть ты и психбольная как-бы, но говори тише, у нас здесь стены слышат. Это значит, крепко ты зацепила компанию, которая тебя похитила. — Слава потер руки, как будто они у него замерзли, и, ссутулившись, сел на край моей кровати.
— Но я ничего про них не знаю… Правда! — Голова кружилась сильней и сильней, наверное, я сейчас потеряю сознание.
— А они не знают, что ты не знаешь, вот ведь как получается! — Похоже, этот разговор доставлял Славе удовольствие. Да, специальность никому не проходит даром! Раньше Слава не был таким жестоким.
— Значит, меня ищут? — Мой вопрос был, несомненно, неуместным.
— Ты в розыске. И фото на доске «их разыскивает милиция» повесили. — «Нет, он точно издевается. Ударить его, что ли?» — Ладно, не паникуй. Подумаем, что нам делать. — Он приобнял меня за плечи, как будто устыдился своей предыдущей резкости, и вышел из моей палаты, плотно прикрыв за собой дверь, и оставив меня наедине с невеселыми мыслями.
Если честно, то от последних новостей я пребывала в состоянии, близком к шоку. Вообще, я долго не могла понять, что же такое шок. В училище нам читали лекции, я сдавала выпускной экзамен, тщательно наизусть заучив формулировку, изложенную в учебнике по сестринскому делу. И только во время накопления практического опыта в нашей больнице, я поняла, в чем суть этого процесса, но, наверное, так и не смогла бы даже сейчас описать его словами. Если говорить максимально упрощенно, шок это реакция организма на любую чрезмерную для этого организма нагрузку или раздражитель. Возьмем, к примеру, боль. Каждый человек может терпеть боль, в большей или меньшей степени. Но когда боль становится запредельной, и человек уже не может терпеть, в организме развивается шок. Падает давление, реже становятся удары сердца, человек перестает сопротивляться и бороться. И если не убрать травмирующий организм фактор, человек умирает.
Вот и сейчас я внезапно почувствовала, что последняя новость для моего организма стала чрезмерной. Пропали все желания, не хотелось ни бороться, ни узнавать правду, из-за которой я попала в такую безвыходную ситуацию. Хотелось свернуться комочком, залезть под одеяло с головой, и крепко зажмуриться. Что я и сделала, а потом незаметно для себя уснула.
Проснувшись к вечеру, я почувствовала, что проголодалась. Решив пойти поужинать, и завернувшись в стиранный темный больничный халат, я брезгливо осмотрела казенные разбитые шлепанцы из черного кожезаменителя. Шлепанцы были велики мне размера на три, но другой обуви не было, одев их, я передвигалась по больничному коридору в сторону столовой, шаркая пятками, как больная старуха, так как при каждом моем шаге гигантские тапки слетали с ног.
Коридор женского отделения напоминал скорее готический замок, чем больницу, видимо, из-за высоченных потолков с лепниной и узких зарешеченных окон с широкими мраморными подоконниками. Светло-серые стены, крашенные масляной краской, и темный, почти черный линолеум пола освещались мертвенным светом ламп дневного света, приделанных высоко над потолком и прикрытых полукруглыми пластмассовыми плафонами. Двери, ведущие в палаты, были белые, я обратила внимание, что вместо привычных взгляду дверных ручек на них были металлические накладки с дыркой посредине.
В сторону столовой одновременно со мной передвигались и другие женщины, лежащие в отделении. Все это живо напомнило мне фильмы ужасов про оживших мертвецов, медленно и неуклонно нагонявших своих жертв такой же рваной скованной походкой. Атмосфера была тягостная, никто не смеялся, и даже не разговаривал. Хмурая неопрятная женщина необъятных форм в засаленном переднике с остервенением бухала половник с пшенной кашей в тарелки подходивших к ней пациенток отделения. Рядом стояла молодая девушка с тупым выражением на лице разливавшая из чайника в пластмассовые кружки мутный коричневый напиток, похожий на чай. Одни женщины садились кушать здесь же, за квадратные столики, другие уносили еду в палату. Я пошла в палату. Смотреть, как едят другие, у меня не было ни желания, ни сил.