– Клянусь Юпитером! – вскрикнул Мёсгрэв, – это шарф Брётона. Я видел его на нем и готов поклясться в этом. Что делал тут этот негодяй?
По моему предложению вызвали двух полицейских, и, в их присутствии, я попытался поднять плиту, таща за шарф. Я мог только слегка приподнять ее и только с помощью одного из констэблей мне удалось отодвинуть ее в сторону. Перед нами зияла глубокая черная яма. Мы все смотрели в нее. Мёсгрэв стал на колени и опустил фонарь.
Перед нами открылось темное помещение около семи футов в глубину и футов четырех в квадрате. У одной стены его стоял низкий деревянный сундук, окованный медью, с поднятой крышкой, в которой торчал ключ странной старинной формы. Снаружи ящик был покрыт толстым слоем пыли, а сырость и черви проели дерево, на котором виднелись кучки грибов. Несколько металлических кружков, по-видимому, старинных монет – вот таких, какие вы видите у меня в руке – валялось на дне сундука, но больше там ничего не было.
Но в это время мы совершенно забыли и думать о сундуке: наши взоры приковались к тому, что мы увидали рядом с ним. То была фигура человека, одетого в черный костюм, сидевшего на корточках, положив голову на край сундука и охватив его обеими руками. От такой позы вся кровь прилила ему к голове, и никто не мог бы узнать черт этого искаженного, посиневшего лица; но когда мы приподняли тело, то мистер Мёсгрэв по росту, одежде и волосам признал в нем своего бывшего дворецкого. Брёнтон умер уже несколько дней тому назад, но на теле не было заметно ни раны, ни какого либо повреждения, которые могли бы указать причину его страшной смерти. Тело вынесли из погреба, а мы снова остались перед загадкой, почти такой же ужасной, как та, с которой мы встретились впервые.
Признаюсь, Ватсон, что я начал сомневаться в успехе моих розысков, я думал, что разрешу загадку, как только найду место, указанное в «обряде». Но вот я стоял на этом месте и, по-видимому, был так же далек, как прежде, от решения, что скрывалось так тщательно семьей Мёсгрэвов. Правда, что я пролил свет на судьбу Брёнтона, но теперь следовало установить, каким образом эта судьба постигла его и какую роль играла во всей этой истории исчезнувшая женщина. Я присел на боченок в углу и стал обдумывать все, что случилось.
Вы знаете, Ватсон, мой метод: в подобного рода случаях я ставлю себя на место данного человека и, выяснив себе предварительно степень его развития, пробую представить, как бы я действовал на его месте. В данном случае дело облегчалось тем, что Брёнтон был, без сомнения, человек недюжинного ума. Он знал, что дело идет о какой-то драгоценности. Он нашел место. Он увидел, что плита, закрывающая вход в подвал, слишком тяжела для того, чтобы ее мог сдвинуть один человек. Что же ему оставалось делать? Он не мог получить помощи от посторонних. Даже в том случае, если бы ему удалось найти кого-нибудь, кто согласился бы помочь ему и кому бы он мог вполне довериться, ему угрожала опасность попасться, когда ему пришлось бы впустить своего сообщника. Лучше было найти себе помощника в доме. Но кого? К кому мог он обратиться? Эта девушка любила его. Мужчине всегда трудно представить себе, что он окончательно лишился любви женщины, как бы дурно он ни поступил с ней. Вероятно, Брёнтон снова полюбезничал с Хоуэлс, чтобы помириться с ней, а затем сделать ее своей сообщницей. Они, должно быть, вместе пришли ночью в погреб и соединенными силами подняли плиту. До этой минуты их действия так ясно представлялись мне, как будто я сам присутствовал при них.
Однако, поднять плиту было делом трудным для двух лиц, из которых, к тому же, одна была женщина. Нелегко это было и для нас – дюжего суссэкского полицейского и меня. Что же они могли выдумать, чтобы помочь себе? Вероятно, то же, что сделал бы я сам. Я встал и внимательно осмотрел разбросанные по полу поленья и почти сразу убедился в основательности моего предположения. На одном полене, длиной около 3 футов, явственно виднелась выемка, а несколько других были сплющены с боков, как будто сжатые какою-то тяжестью. Очевидно, приподняв плиту, они стали совать одно полено за другим, пока не образовалось отверстие настолько большое, что они могли пролезть в него; тогда они положили одно полено вдоль отверстия; этим и объясняется выемка на его нижнем конце, так как плита придавливала его своей тяжестью к противоположному краю щели. До сих пор все было ясно для меня.
Теперь каким образом восстановить ночную драму? Очевидно, в яму спустился только один человек, и именно Брёнтон. Девушка должна была ожидать его наверху. Брёнтон отпер сундук и, надо полагать, передал найденные им вещи сообщнице, так как в сундуке вещей не оказалось. А потом? Что случилось потом?