– Я навел справки, – сказал инспектор. – Вильям получил вчера после полудня письмо по почте. Конверт он уничтожил.
– Превосходно! – вскрикнул Холмс, похлопывая инспектора по спине. – Вы видели почталиона. Право, приятно работать с вами. Ну, вот и сторожка; если вы пройдете со мною, полковник, я покажу вам место преступления.
Мы прошли мимо хорошенького коттэджа, где жил покойный, и, по аллее, окаймленной дубами, дошли до красивого старинного дома эпохи королевы Анны. Над входной дверью стоял год битвы при Мальплаке.[2] Холмс и инспектор по вели нас кругом до черного входа, отделенного садом от забора, идущего вдоль дороги. У двери в кухню стоял констэбль.
– Откройте дверь, – сказал Холмс. – Ну-с, вот на этой лестнице стоял молодой мистер Кённингэм и видел, как двое людей боролись как раз на том месте, где мы стоим теперь. Старик мистер Кённингэм стоял у второго окна налево и видел, как убийца убежал влево от куста. Видел это и сын. Оба они сходятся на счет куста. Тогда мистер Алек выбежал и стал на колени возле раненого. Земля, как вы видите, очень тверда, и тут нет следов, которые могли бы помочь нам.
В эту минуту из-за угла дома на дорожку сада вышли двое людей. Один из них был пожилой человек, с крупными, резкими чертами лица, с тяжелым взглядом глаз; другой – блестящий молодой человек; его сияющее, смеющееся лицо и щегольская одежда составляли странный контраст с приведшим нас сюда делом.
– Все еще возитесь с ним? – сказал он Холмсу. – Я думал, что вы, лондонцы, сразу схватываете суть дела. Оказывается, не так-то скоро.
– Ах, дайте нам немножко времени, – добродушно заметил Холмс.
– Да, время понадобится вам, – сказал молодой Алек Кённингэм. – По моему, нет никаких улик.
– Есть только одна, – ответил инспектор. – Мы думали, что если бы нам удалось найти… Боже мой! Что с вами, мистер Холмс?
Лицо моего друга вдруг приняло ужасное выражение. Глаза его закатились, черты исказились. С подавленным стоном он упал ничком на землю. Испуганные внезапностью и силой припадка, мы отнесли его в кухню. Несколько минут он лежал в большом кресле, откинувшись на спинку и тяжело дыша. Наконец, он встал и со сконфуженным видом принялся извиняться, что перепугал нас.
– Ватсон может вам сказать, что я только что оправился после серьезной болезни, – объяснил он. – Я подвержен этим внезапным нервным припадкам.
– Не отвезти ли вас домой в шарабане? – спросил старик Кённингэм.
– Так как я уже здесь, то мне хотелось бы удостовериться в одном пункте. Это очень легко сделать.
– А именно?
– Видите ли, мне кажется, весьма возможно предположить, что бедняга Вильям пришел не до, а после того, как вор забрался в дом. Вы, по-видимому, не сомневаетесь, что хотя замок и был взломан, но убийца не входил в дверь.
– Мне кажется, это – очевидно, – серьезно ответил м-р Кённингэм. – Ведь мой сын Алек еще не ложился спать и, конечно, слышал бы, если бы кто-нибудь ходил внизу.
– Где он сидел?
– Я сидел и курил у себя в уборной.
– Где окно уборной?
– Последнее слева; рядом с окном комнаты отца.
– Конечно, у вас обоих еще горели лампы?
– Без сомнения.
– Странно, – улыбаясь, проговорил Холмс. – Ну, разве не удивительно, что вор – да к тому еще опытный вор – решается ворваться в дом, когда видит по свету, что в нем не спят еще двое людей.
– Должно быть, человек смелый.
– Если бы дело не было странное, нам не пришлось бы просить вас выяснить его, – сказал м-р Алек. – Что же касается вашего предположения, что вор обокрал дом прежде, чем накрыл его Вильям, то я считаю его вполне нелепым. Разве мы не заметили бы беспорядка в доме и не хватились бы похищенных вещей?
– Это зависит от того, какие вещи пропали, – сказал Холмс. – Вы должны помнить, что мы имеем дело с каким-то совершенно необычным вором. Например, вы помните, что он унес у Эктона?.. Пучок веревок, пресс-папье и еще какие-то пустяки.
– Мы вполне отдаемся в ваше распоряжение, м-р Холмс, – сказал старик Кённингэм. – Все, что укажете вы или инспектор, будет исполнено.
– Во-первых, – сказал Холмс, – мне бы хотелось, чтобы вы предложили награду лично от себя – когда еще полиция определит сумму! – а эти вещи нужно делать как можно скорее. Я набросал заявление; может быть, вы согласитесь подписать его. Я думаю, пятидесяти фунтов будет достаточно.
– Я охотно дал бы и пятьсот, – сказал Кённингэм, беря лист бумаги и карандаш, поданный Холмсом. – Но здесь есть неточность, – прибавил он, взглянув на объявление.
– Я несколько торопился, когда писал.
2
1709 г. Битва при Мальплаке – крупнейшая битва войны за испанское наследство, закончилась отступлением французской армии.