– В окнах темно, – заметил инспектор. – Дом, кажется, пуст.
– Наши птички улетели, и гнездышко опустело, – сказал Холмс.
– Почему вы говорите так?
– С час тому назад здесь проехала тяжело нагруженная повозка.
Инспектор рассмеялся.
– Я видел след колес при свете фонаря у ворот, но почем вы знаете, что повозка была тяжело нагружена?
– Вы, может быть, заметили, что те же следы колес идут и в другую сторону. Но колеи, которые идут от ворот, гораздо глубже, так что можно наверно сказать, что на повозке были тяжелые вещи.
– Вы несколько перехитрили меня, – сказал, пожимая плечами, инспекторъ, – не легко нам будет попасть в дом. Но попробуем прежде, не услышит ли нас кто-нибудь.
Он принялся громко стучать молотком у двери и звонить в колокольчик, но совершенно безуспешно. Холмс исчез куда-то, но вернулся через несколько минут.
– Я отворил одно окно, – сказал он.
– Хорошо, что вы на нашей стороне, а не против нее, м-р Холмс, – заметил инспектор, увидев, как ловко мой друг отпер задвижку. – Ну, мне, кажется, в этом случае мы можем войти, не дожидаясь приглашения.
Один за другим мы пробрались в большую комнату, по-видимому, ту самую, в которую был введен м-р Мелас. Инспектор зажег фонарь, и при свете его мы могли рассмотреть две двери, занавеску, лампу, японские вещи, – все то, что описывал грек. На столе стояло два стакана, пустая бутылка из-под водки и остатки еды.
– Это что? – внезапно сказал Холмс. Мы все остановились и прислушались.
Откуда-то над нашими головами доносился тихий, жалобный звук, походивший на стон. Холмс бросился к двери и выбежал в переднюю. Печальный звук несся сверху. Холмс бросился наверх, инспектор и я за ним, а Майкрофт старался не отставать от нас, насколько ему позволяла его тучность.
Во втором этаже мы увидали три двери; из средней из них и неслись зловещие звуки, те понижавшиеся до бормотанья, то переходившие в резкий визг. Дверь была заперта, но ключ в замке оказался снаружи. Шерлок поспешно отворил дверь и вбежал в комнату, но через мгновение выскочил назад, схватившись рукой за горло.
– Это уголья! – вскрикнул он. – Погодите. Это пройдет.
Заглянув в комнату, мы увидели, что она освещалась только синим, тусклым пламенем, колебавшимся над небольшим медным таганом, стоявшим среди комнаты. Пламя бросало мертвенно неестественный круг на пол. В тени мы заметили неясные очертания двух людей, прижавшихся к стене. Из открытой двери пахнуло ужасными ядовитыми испарениями, от которых мы закашлялись и чуть было не задохлись. Холмс бросился на верх лестницы, чтобы впустить свежий воздух, потом кинулся в комнату, открыл окно и выбросил таган в сад.
– Через минуту можно будет войти, – задыхаясь, проговорил он. – Где свечка? Я думаю, в такой атмосфере нельзя зажечь спички. Подержи фонарь у двери, Майкрофт, а мы вытащим их. Ну, беритесь!
Мы бросились к отравленным и вытащили их на площадку. Оба были без чувств, с посиневшими губами, распухшими, налитыми кровью лицами и вышедшими из орбит глазами. Лица их были до такой степени искажены, что только по черной бороде и коренастой фигуре мы могли узнать грека-переводчика, с которым расстались только несколько часов тому назад в клубе Диогена. Он был крепко связан по рукам и ногам, а над одним глазом виднелись следы сильного удара. Другой, связанный таким же образом, был высокий, до крайности истощенный мужчина, с лицом, уродливо испещренным полосами липкого пластыря. Он перестал стонать, когда мы положили его на пол, и для меня было достаточно одного взгляда, чтобы убедиться, что для него уже не нужно нашей помощи. Но мистер Мелас был еще жив и менее чем через час, с помощью нашатырного спирта и водки, мне удалось привести его в себя. Он открыл глаза, и я имел удовольствие убедиться в том, что моя рука спасла его от мрачной долины смерти, где сходятся все дороги.
История, которую он рассказал нам, оказалась простой и подтвердила все наши предположения. Посетитель, пришедший к мистеру Меласу, вынул из рукава нож и так напугал грека угрозой мгновенной смерти, что вторично увез его с собой. Этот хихикающий негодяй имел на несчастного лингвиста почти гипнотическое влияние. Мелас не мог даже говорить о нем без дрожи и не бледнея. Его поспешно увезли в Бекенгэм, и там ему пришлось быть переводчиком при свидании еще более драматическом, чем первое: англичане угрожали пленнику немедленной смертью, если он не согласится на их требования. Наконец, видя, что никакие угрозы не действуют, они втолкнули его обратно в его тюрьму и, упрекнув Меласа в предательстве, обнаружившемся в объявлении в газете, оглушили его ударом палки; он потерял сознание и опомнился только тогда, когда мы привели его в чувство.