Выбрать главу

— Мне тоже не верится, чтобы кучер был виноват, — ответил я. — Уж чересчур искренен его голос!

— В том-то и дело! Нат Пинкертон попал на ложный след, на который его навел другой ловкий вор, а самолюбие не позволяет ему сознаться в этом.

И вдруг, весело улыбнувшись, он добавил:

— Если смотреть на это дело с спортивной точки зрения, то я должен радоваться, что мой соперник находится на ложном следу. Пойдемте сию же минуту к хозяину дома. Мне нужно его расспросить кое о чем.

Хозяина мы застали в гостиной. Услыхав, что Шерлок Холмс желает задать ему и его жене несколько вопросов, он изъявил свое полное согласие.

На его зов в комнату вошла Анна Егоровна, и Холмс прямо приступил к делу.

— Кто присутствовал в то время, как вы одевали на себя драгоценности? — спросил он Анну Егоровну.

— Горничная.

— А когда снимали?

— Никого.

— Не видали ли вы кого-нибудь входящим в дверь, после того как вы вышли переодевшись?

— Решительно нет.

— Были ли окна в вашей спальне занавешены во время переодевания?

— Нет. Это я помню хорошо. Я так спешила, что не успела спустить портьеры.

— Не выглядывали ли вы во время переодевания во двор? Может быть, вы заметили кого-нибудь из своих или посторонних, кто слишком пристально глядел на ваши окна?

— Н-нет… — ответила Мюрева. — Во дворе, кажется, совсем никого не было… Вернее сказать, я не заметила…

— Жаль. Но… не видали ли вы кого-нибудь на одной из крыш?

Анна Егоровна задумалась.

— Нет, — произнесла она наконец задумчиво. — На наших дворовых крышах я не видела никого.

— А на соседних?

— Погодите… Да, да, теперь я припоминаю! На соседней крыше я видела рабочего. Он, кажется, что-то чинил…

— Ага! Имеет ли та крыша сообщение или соприкосновение с одной из крыш вашего двора? — с живостью спросил Холмс.

— Нет! — ответила Мюрева.

— Совсем?

— Совсем. Та крыша отделяется от нас большим двором.

— Не заметили ли вы вообще чего-нибудь подозрительного в чьем-либо поведении?

— Нет, решительно нет!

— Благодарю вас, — поклонился Шерлок Холмс. — Теперь ваша очередь, Николай Александрович! Как служил у вас Никита?

Мюрев только руками развел.

— Пожаловаться на него никогда не мог! — ответил он. — Мужик был честный, добродетельный, трезвый…

— Часто ли он отлучался?

— Почти никогда. За пять лет службы раза два уезжал на побывку в деревню, жил скромно и деньгу копил, старикам своим один раз тридцать рублей дал, да другой раз — тридцать четыре.

— Верите ли вы в его виновность?

— Я бы и не поверил, если бы не такие доказательства.

— Кто у вас еще служит?

— Кухарка есть, горничная, да дворник.

— Не подозреваете ли вы кого-нибудь из них? Не отличается ли кто из них дурным поведением?

— Н-нет… кухарке уже шестой десяток пошел, она и состарилась в нашем доме… В горничных — ее внучка служит и все ее знают за серьезную, честную девушку; дворник тоже уже восемь лет как у нас, да он никогда и в дом-то не входит! Где уж ему знать: что, где и как…

— Не замечали ли вы кого-нибудь подозрительного среди гостей?

— А кто их разберет! Были певчие…

— Где они помещались и раздевались?

— Раздевались в передней, а стояли в зале.

— Не замечали ли вы, чтобы кто-нибудь из них куда-нибудь выходил во время службы или до нее?

— Гм… один певчий точно что часто выходил… должно быть, расстройство желудка было.

— А какой он из себя? — быстро спросил Холмс.

— Черный такой, худощавый…

— Опишите мне подробнее его лицо.

— Вот он стоял с самого краю хора, так я его потому и заметил. С вас будет ростом, одет прилично в черную сюртучную пару, глаза черные, волосы черные, довольно длинные, усы густые, распушенные.

— Больше вы ни на кого не обратили внимания?

— Нет. Вот только диакон, у того голос богатейший!

— Ну, это-то меня мало интересует! — улыбнулся Шерлок Холмс.

— А больше я, признаться, никого не приметил! — проговорил Мюрев.

Поблагодарив его за сведения, Холмс простился и мы вышли.

V.

— Ну-с, дорогой Ватсон, а теперь скорее вперед! Если мы не опоздали, то добьемся своего! — сказал мне Холмс, когда мы вышли на улицу. — Мне кажется, что я напал на новый след, которого не заметил Нат Пинкертон.

С этими словами он подозвал извозчика, мы сели в пролетку и Холмс приказал ехать к преосвященному Макарию на дом, сказав извозчику его адрес.