— Глаз на затылке у меня нету, — вежливо ответил мужчина, — А ежели вас, сударь, интересует, каким образом я узнал, что вы на каждом ботинке притащили по пуду грязи, то это элементарно — она так чавкала при малейшем вашем движении, что в ушах гудело…
Он рывком поднялся с кровати и, протянув Диме руку, церемонно поклонился.
— Разрешите представиться — Александр Холмов, можно просто Шура. Профессия — домашний хозяин. А вас как звать-величать?
— Дима, — буркнул Вацман, ответив на рукопожатие.
— Очень приятно! — искренне произнес Александр Холмов, и Дима немного смягчился, исподлобья разглядывая собеседника. Это был высокий худощавый мужчина с лицом, не лишенным приятности, даже несмотря на небольшой шрам, рассекающий левую бровь, отчего у него на лице постоянно было выражение небольшого удивления. На вид Шуре Холмову было лет тридцать. Когда он улыбался, во рту у него тускло поблескивали два железных зуба. Дима никак не мог сообразить, кого этот Холмов напоминает ему чисто внешне.
— Кстати, у меня идиотская привычка называть окружающих по фамилии, — сообщил Шура, достав висевшую за окном сетку и извлекая из нее колбасу, хлеб, пучок зеленого лука и несколько помидор. — Как ваша фамилия? Шпульман? Или Мухис?
— Вацман, — нехотя ответил Дима, с детства не любивший отвечать на этот вопрос.
— Ага! — удовлетворенно произнес Холмов, доставая из кухонного шкафчика стаканы и бутылку с какой-то жидкостью, по цвету, запаху, вкусу и воздействию на организм напоминавшую самогон. Им же, как выяснилось позже, и оказавшейся. — Ну, давай выпьем на брудершафт и перейдем на ты. Идет?
— Идет, — согласился Дима. Выпили. Хрустя зеленым лучком, Шура некоторое время испытывающе глядел на Диму, потом улыбнулся и, заговорщицки подмигнув, спросил:
— И как же тебе, дорогой товарищ Вацман, служилось в медсанбате? Спирту перепадало? Или только горшки выносил?
Дима поперхнулся помидором и, откашлявшись, недоуменно посмотрел на улыбающегося Холмова.
— Ну что ты на меня смотришь, как дикарь на зажигалку? — спросил тот, разливая по второй. — Право, несложно определить, что ты только что демобилизовался. Короткая стрижка, привычка складывать одежду по армейски, а главное — тот особый, идиотски-настороженный взгляд, который исчезает лишь через месяц-другой после дембеля. Что же касается медсанбата…
Шура не договорил и, выразительно приподняв наполненный стакан, мигом осушил его. Дима машинально поглядел на свои брюки и свитер, (он успел переодеться в спортивный костюм), аккуратно сложенные на стуле возле дивана, удивленно покачал головой и тоже выпил.
— …Что же касается медсанбата, — поморщившись, продолжал Холмов, нарезая колбасу, — то тут еще проще. Если еврей (а ты, надеюсь, не собираешься открещиваться от своей национальности) имеет несчастье угодить в Советскую Армию, то служит он либо в музвзводе, либо писарем при штабе, либо в медсанбате. Исключения бывают, но весьма редко. Так как от тебя за версту разит хлоркой и лекарствами, то медсанбат — наиболее подходящая версия. Угадал?
— Угадали, — кивнул Дима. — Все верно. В наблюдательности вам не откажешь, конечно. Вы, наверно, писатель, да? Дима никак не мог заставить себя называть Холмова на «ты».
— Я не писатель, — усмехнулся Холмов, достав из кармана пачку «Сальве» и закуривая. — Хотя профессия у меня тоже довольно экзотическая. Впрочем, об этом немного после. А сейчас, пока еще не поздно, считаю своим долгом предупредить тебя, Вацман, что сосед я не слишком удобный. Я курю, играю на гитаре, пою… когда выпью. Кроме того, у меня довольно часто бывают посетители, гости… Причем некоторые могут вломиться и поздно ночью, и рано утром. Что еще… Женщины… Ну об этом мы как-нибудь потом поговорим. Вроде все. А как насчет ваших недостатков, юноша? Надеюсь, энурезом вы не страдаете? А чрезмерным потоотделением? Сомнабулизмом или лунатизмом?
— Не страдаю, — улыбнулся Дима.
— Ну вот и отлично! — хлопнул его по плечу Холмов. — Не сомневаюсь, что мы с тобой не только сживемся, но и подружимся. Кстати, если вдруг случайно наткнешься здесь на нечто подобное, — с этими словами он достал из-под своей подушки небольшой вороненый револьвер и крутнул барабан, — то не смущайся и главное — ничего не трогай руками. Договорились?
Широко раскрыв глаза, Дима вытаращился на револьвер.
— Нет-нет Вацман, я совсем не тот, за кого ты меня принял, — поспешно сказал Шура, пряча револьвер. — Что ж, думаю настало самое время рассказать тебе о своей, крайне редкой в социалистическом государстве профессии. Я, Вацман, частный сыщик. Понимаешь, бывают такие случаи, когда потерпевшим — по разным причинам — нет резону обращаться в милицию. Тогда они идут ко мне. Или какое-то дело, наоборот, оказывается не по зубам милиции. Тогда потерпевшие тоже идут ко мне. В общем, на недостаток клиентов не жалуюсь.