Рифат, молодой еще парень, только головой крутил, видимо, еще толком не соображая.
Опера наседали:
— В зону опять хочешь? Где Годун? Где металл? Где инструменты? Оружие?
— Да там он, на ручье, — наконец выдавил ошеломленный Рифат.
— Ружье есть?
— Есть.
— Вверх по ручью или вниз?
— Вверх.
Синегоров коротко посоветовался с Бороздиным, и они вдвоем пошли к ручью, отправив Гену и Михалыча с задержанными в избушку. Как ни осторожно они шли, Годун все-таки услышал их и увидел, и врасплох застать его не удалось.
— Далеко не уйдет, старый все-таки, — на бегу крикнул Бороздин, — слева гони его в сопку.
Действительно, далеко Годун не убежал, годы уже не те, чтоб в сопку бегать. Он остановился возле большой лиственницы и, укрывшись за ней, закричал:
— Не подходи, убью! — и повел стволом ружья.
— Бросай оружие! — в ответ крикнул Бороздин.
Но Годун продолжал орать:
— Стрелять буду, не подходи!
Не долго думая Бороздин ударил очередью из автомата по лиственнице поверх головы старого «хищника». Матвеич тут же со своей стороны отозвался очередью из своего «АКСУ». Сверху на Годуна посыпались ветки, он мгновенно бросил ружье, упал на колени и заорал дурным голосом:
— Виктор Иваныч, родной, это я, Годунов, не стреляй, миленький!
— А-а, узнал, старый дурень, — отозвался Бороздин, подходя к нему.
Матвеич тоже подошел, подобрал ружье, и они повели захлебывающегося от бурного потока слов Годуна. Он, оказывается, думал, что это бандиты, а это, слава Богу, сам «хозяин» оказался с милицией, да хорошо что узнал. Эту чепуху он нес до самой избушки, в то же время остро поглядывая на незнакомого ему Синегорова, чуя, наверное, откуда ждать беды. Но Синегоров помалкивал. В избушке Годуна тщательно обыскали, но золота тоже не нашли. Глядя на него, Синегоров видел, что тот сильно нервничает и все старается повернуть разговор на то, как он испугался, как его задержали, и выражал бурный восторг, что сам «хозяин» тут оказался, а если бы не он…
— Что было бы? — спросил Гена заинтересованно.
Годун аж подскочил;
— Да убили бы!
— А ты что, с палкой стоял? — спросил Синегоров.
— Да лучше бы убили, на хрена мне такая жизнь собачья!
— Что, и жить не хочешь? — съехидничал Гена.
— Так я и говорю: лучше бы застрелили.
— Ты лучше золото сдай, если жить не хочешь, на хрена оно тебе там?
— Там? На зоне, что ли?
— Нет, у верхних людей.
Годун за этим разговором расслабился и несколько успокоился. Но тут Гена взял его патронташ и спросил:
— Четверка-то у тебя есть?
Годун встрепенулся:
— Есть, есть, давайте я вам достану.
— А ну-ка, Гена, давай его сюда, — протянул руку Синегоров, — посмотрим, какая у него дробь.
Он взял патронташ и стал доставать патроны из гнезд. Взвешивал их на ладони и складывал на столе. Достав все патроны, глянул на Годуна и вынул свой нож. Годун сник и не отрывал взгляда от патронов. Золото оказалось в четвертом распотрошенном патроне.
— Ну и дурак же ты, Годун, жадность тебя сгубила, — закончив с патронами, сказал Синегоров.
— Эх, растерялся я, однако, — ответил Годун.
Гена недоуменно посмотрел на них. Синегоров объяснил;
— Он его выстрелить должен был, и всё: нет металла — нет дела. Старые «хищники» так делают, да, Годун?
Годун только головой кивнул.
Утром не спеша позавтракали, погрузились в машину и почти без приключений через несколько часов приехали в поселок.
Баранов, отсидев свои 10 суток в СИЗО, больше не убегал и благополучно досидел свой срок. Годунов и Рифат получили условный срок за незаконную разработку недр. Через год Годун украл ружье через форточку и получил уже реальный срок. Через несколько лет Синегоров встретил его в Оротукане на стане старателей, но это уже другая история.
Собрание
Собрание обещало быть деловым и коротким. В принципе, предстояло решить всего один вопрос: утвердить характеристику бывшему начальнику следственного отделения РОВД майору Крутикову, который около полугода назад перевелся на Чукотку.
Председательствующий зачитал заявление Крутикова и характеристику, гладкую и невыразительную, как все подобные документы.
Кто-то из зала спросил, для чего эта характеристика. Толком никто не знал, видимо человек двинулся на повышение.
И вот тут-то и началось. Встрепенулся задремавший было старый следователь Ципарёв; прислушавшись, переспросил соседа, о чем речь, и тут же, подняв руку, ринулся на трибуну. Поудобней устроился в тесной кабинке, оглядел всех собравшихся и заявил громко и внушительно: