– Во-первых, он не знает, куда идет. А во-вторых, он ищет незнакомую девушку по имени Люсиль.
– Почему вы ее ищете? – Голова Джорджа Ринга коснулась ванны. – Вы видели ее фото в газете?
– Нет, я ничего про нее не знаю, я просто хочу с ней встретиться, она – единственный человек в Лондоне, кого я знаю по имени.
– Теперь вы знаете еще двоих, так ведь? Вы уверены, что не влюблены в нее?
– Конечно уверен.
– Думаю, она для вас что-то вроде Святого Грааля. Понимаете, о чем я? Некий идеал.
– Прекрати, большой котенок, – сказал мистер Эллингем. – Помоги мне выбраться отсюда.
– Вы первый раз в Лондоне? Я испытывал то же самое, когда приехал сюда. Много лет назад. Мне казалось, что я должен что-то найти здесь, не могу объяснить. Где-то за углом. Я искал не переставая. Я был таким наивным. И чувствовал себя рыцарем.
– Вытащите меня отсюда, – просил мистер Эллингем. – Мне кажется, будто на меня обрушилась вся комната.
– Я так ничего и не нашел. – Джордж Ринг засмеялся, вздохнул и погладил бок ванны. – Может, вам повезет. Вы завернете за угол и встретите ее. Люсиль. Люсиль. У нее есть телефон?
– Да. Номер записан у меня в книжке.
– Это упрощает дело. Выходи, Pop. Я точно знаю, где ты. Извините, она не в настроении.
Самюэль тихонько качался на своей коробке посреди мебели. Это самая набитая барахлом комната в Англии. Сколько сотен домов втекло сюда, деревянным потоком влились столы и стулья, через окна прилетели на веревках сундуки и буфеты и расселись, как птицы. Другие комнаты, за заваленной дверью, должно быть еще выше и темнее этой, там черным, немым призраком возвышается в саване из ковров запертый рояль, и Роуз, с гребнем, похожим на нос корабля, бросается в эту темноту и лежит всю ночь тихо и неподвижно там, куда смогла пробраться. Сейчас она лежит, бездыханная, на затонувшей между колоннами стульев кровати, погребенная заживо, мягкая, толстая и одинокая.
– Пора покупать гамак, – сказал Джордж Ринг. – Я больше не могу спать под всей этой мебелью.
Может, на ночь комната заполняется людьми, которые не могут увидеть друг друга; они растягиваются под стульями, под диванами, дремлют на головокружительной высоте поднятых столов и просыпаются каждое утро с криками «Землетрясение, землетрясение!».
– Буду спать как моряк.
– Скажи Роуз, пусть выходит. И вытащи меня отсюда, – сказал из-за заваленного столика мистер Эллингем. – Я хочу есть.
– Она не в духе, Дональд. Ей до смерти нужна японская ширма.
– Вы слышите, Самюэль? Разве в этой комнате трудно уединиться? Здесь можно делать все что угодно, и никто ничего не заметит. Я проголодался. Я хочу закусить у Дейси. Вы остаетесь ночевать?
– Кто? – спросил Самюэль. – Я?
– Можете спать в других комнатах, если уверены, что потом оттуда выберетесь. Кроватей здесь хватит на целый гарем.
– Гарем. – Джордж Ринг произнес это как-то по-другому. – Роуз, дорогая, у нас появилась компания. Вылезай же, я тебя представлю – Спасибо, мистер Эллингем, – сказал Самюэль.
– У вас правда нет никаких планов? – Джордж Ринг подпрыгнул, и на мгновение его благоухающая голова оказалась на одном уровне с Самюэлевой. Мелькнула широкая, яркая, лошадиная улыбка – и голова исчезла. – Насчет ночевки и всего остального. Я думаю, это необычайно смелое решение. Вы можете встретиться с самыми разными людьми – «Он попался разбойникам», вы знаете это стихотворение сэра Генри Ньюболта?
– «Он швырнул свой пустой револьвер под откос», – произнес Самюэль.
День беспечно двигался к неизбежному концу: в темной комнате, полной мебели, он ляжет с гроздью жен в кровать, напоминающую воронье гнездо, или будет укачивать их в гамаке под потолком.
– Отлично, отлично! Какое счастье встретить человека, интересующегося поэзией. «Голоса замерли, и уснули холмы». Разве не прекрасно? Голоса замерли. Я могу читать стихи часами, правда, Дональд? Мне не важно, какие это стихи, они мне все нравятся. Помните это: «Здесь есть кто-нибудь? – Путник спросил». Где бы вы поставили ударение, мистер Беннет? Могу я называть вас Сэм? Вы бы сказали «Здесь есть кто-нибудь» или «Здесь есть кто-нибудь»?
– Это ненормально, – сказал мистер Эллингем. – Не видеть сидящего перед тобой. Я не жалуюсь, просто мне ничего не видно. Вот и все. Будто меня и нет в комнате.
– Не мешай, Дональд. Мы с Сэмом решаем необычайно важный вопрос. Конечно, ты – в комнате, не воспринимай все так болезненно.
– Думаю, я сделал бы ударение на каждом слове, – сказал Самюэль.
– Но разве вы не находите, что тогда строка зазвучит довольно монотонно? «Здесь есть кто-нибудь? – Путник спросил», – пробормотал Джордж Ринг и прошелся по матрасу, склонив голову набок. – Я чувствую, что где-то нужно сделать главное ударение.