Не успела она об этом подумать, как услышала звук – будто рядом в траву что-то шлёпнулось. Соня посмотрела под ноги, и к своему восторгу и удивлению обнаружила то, о чем мечтала: в траве, примяв её, лежала Сонина палитра.
– Н-но как? Как это возможно? – она схватила свои краски и, только теперь поверив в их реальность, в полный голос засмеялась. – Зна-значит, ха-ха-ха, как задурить мне и Адри головы, она продумала, ха-ха-ха, а то, что со мной могут остаться очень полезные, но не мои, по сути, предметы, до этого она не додумалась?! Вот так Мега-мозг!
Подавив приступ истерического смеха, Соня перешла к стратегическим действиям. Для начала направилась к раме и, точно как это было в воспоминаниях, переданных ей в наследство от Атлантиды, зажмурилась, представила, как разрезает невидимую оболочку. Увы, не получилось. Краска просто на мгновенье перечеркнула пространство красной полосой, которая тут же растворилась. Соня поняла, что Атлантида не такая уж дурочка и что ей нужно искать другой способ выбираться. Как ни странно, способ нашёлся довольно быстро: нарисовать кувалду и разбить стекло. Не особо веря в успех, Соня взялась за воплощение плана.
– Серьёзно??? – вскричала она, когда план сработал. – Я в шоке! Наитупейшая непродуманность! Не замуровать пленного, чтобы пресечь его побег! Даже самый примитивный злодей в «Скуби Ду» и то кажется интеллектуалом по сравнению с этой мертвячкой. Ах, да, она же маленькая… Нет, не буду искать для неё оправданий, а лучше поблагодарю за глупость.
Бросив кувалду, которая была хоть и нарисованная, но тяжёлая, Соня спрыгнула на пол и хотела уже броситься вдогонку за Адри и Псевдосоней, но её остановила мысль: «Что я могу против девчонки, которую слушается лабиринт – огромный, созданный ею мир?».
Действительно, обманом победить Атлантиду в этом мире невозможно. Поговорить с ней? Скорее всего, слушать не станет. Да и о чём говорить, если Соня для неё – всего лишь расходный материал. Только Адри под удар подставлять. Он ведь для Атлантиды – явно лишняя пешка.
Интересно, а что будет, если что-нибудь сделать с её картиной? Сжечь, например.
Она решила это проверить и стала рисовать огонь прямо в раме. Однако когда пламя уже бушевало, заглатывая траву, которая чернея, корчилась, как живая, в голову пришла мысль: «Не слишком ли это жестоко? Выживет ли после этого Атлантида?»
Но девочка сразу отогнала эту мысль: ведь Атлантида уже мертва. И если после сожжения проклятье будет разрушено, а душа вредной девчонки попадёт в рай, это будет для неё лучший исход.
Огонь разгорался, голодным зверем набросился на качели, охватил весёлым кольцом забор, перекинулся на дома… Но Соня этого не видела, за ней уже закрывались входные двери. За дверями девочка резко остановилась: ворота, ведущие из этого зала, снизу доверху залепила кишащая чёрная масса, она дышала, пузырилась, перетекала волнами. Соня, недолго думая, прыгнула прямо в неё…
***
Они с Адри шли не очень быстро, хотя Атлантиде хотелось поскорее выйти наружу. Простите, не Атлантиде, а Соне. Ведь теперь её звали именно так! Нужно сказать, что для Атлантиды-Сони обмен телами и воспоминаниями оказался не меньшим сюрпризом, чем для Сони-Атлантиды. Она-то думала, что жертва просто останется в картине вместо неё, и ни как не предполагала, что сама примет облик жертвы. Что же, это неплохо! Пусть прежняя Соня помучается: это наказание за то, что обижала маленькую Олю. А у теперешней Сони есть и внешность, и необходимые воспоминания, которые помогут ей не выдать себя. «Но судя по воспоминаниям, Соня должна была вести себя хоть капельку добрее», – Атлантида вздохнула и нахмурилась: «Теперь Соня – это я».
Так вот, Соня и Адри шли не очень быстро, хотя девочке хотелось поскорее выйти наружу. А Адри, как на зло, то и дело замедлял шаг, оборачивался назад. Соне всё время приходилось его подталкивать. Наконец, толстяк вообще остановился, вздохнул и сказал:
– Слушай… Я так не могу! Ты уверена, что Олю, в смысле, Атлантиду, невозможно вытащить отсюда?
– Уверена, – отрезала Соня.
– Откуда знаешь?
– Проверяла.
– Как?
Соня набрала побольше воздуха, чтобы ответить, но поняла, что сказать нечего. И если она не придумает, как оправдать этот глубокий вдох, то будет выглядеть странно. Адри раскусит, что она врёт. Чтобы как-то исправить положение, она сделала вид, будто закашлялась. А прокашлявшись, недовольно сказала:
– Пойдём уже, а? Она же предательница. Она едва не закрыла меня в картине. Она…
– Я знаю! Но у каждого поступка должны быть свои причины. Значит, ей это было для чего-то нужно. К тому же, может, она обиделась на твои выходки по отношению к ней. Я бы тоже обиделся.