Я вдруг провалился в следующую реальность. Здесь я видел своё тело объёмным огненным иероглифом зелёного цвета, висящим в чёрной пустоте. У меня не было глаз, но если взамен них какой-то орган присутствовал, он выглядел бы как сфера вокруг моего тела, видящая каждой точкой на своей поверхности, как наружной, так и внутренней. Кроме меня в пустоте никого не было. И вообще нигде никого не было для этого мира, так же, как и мира этого не существовало для всего, что за его пределами. Здесь реальны только я и пустота. Ничто другое не может проникнуть сюда, потому что здесь уже есть я. Возможны только два состояния сущего - «я» и «не я». «Я» уже есть, это я. «Не я» тоже есть - пустота. Все места заняты, роли распределены. Добавить ничего не возможно, как и убавить. Можно только поменять местами. Я делаю это. Теперь я пустота, а весь мир висит внутри меня замысловатым неоновым арабеском. Интересно. Снова обратно. Забавно. Мне хорошо здесь. Сюда никто не придет. В пустоту неоткуда придти. Если в пустоте есть что-то, откуда можно придти, то это уже не пустота. Это место где находится то, откуда можно придти в это место. Но не пустота. А здесь нахожусь только я. Но если я здесь, а раньше был не здесь, значит, я как-то сюда проник. И, если я здесь, это уже не пустота, а место, где нахожусь я. А где оно, то самое «не здесь», откуда я пришёл? Его здесь нет. Только пустота. И я. Из пустоты я прийти не мог, там пусто. Значит, я пришел из себя. Значит, «не здесь», где я был раньше, во мне? Но там были ещё другие. Значит, они остались во мне. Ну, правильно, я пришел из себя, а все другие не пришли. Значит, остались. Во мне. А я здесь. Я здесь, а они во мне. Я их принёс! Они все тоже здесь! Кто угодно может придти сюда из меня, как я сам пришёл! А если я уйду обратно в себя? Но ведь там все остальные. И всё мироздание тоже во мне. Ведь где ему ещё быть, не в пустоте же! Оно такое маленькое, это мироздание. Оно умещается во мне, и во мне ещё остаётся место для меня самого, такого огромного, способного вместить все мироздание, и оставить ещё место...
Шах пришёл отовсюду, и из меня, и из окружающего пространства. Он был везде, и внутри меня и во всём остальном мире, потому, что я был внутри него. Я был Шахом, а Шах был и мной тоже. И всё мироздание тоже было Шахом и мной. Контакт продолжался вечность, короткую, как миг. Он не говорил мне, просто, когда он ушёл, я уже все знал. Знал, что мне надо делать, и как это сделать. И ещё, я знал всё, что знал Шах. На время контакта я почувствовал себя Шахом. Нет, я был им, и я помню, как это - быть Шахом.
Боги живут в материальном мире. Только не сразу, а по частям. Эти части - мы. Боги берут часть себя, наделяют ею Безымянного и отправляют в материальный мир. Там эта часть, состоящая из ещё более мелких частичек, совершает разные действия. Те, которые каждая из этих мелких частичек хочет совершить. Нет, не может не совершать. И, совершив предназначенное действие, каждая из них отправляется обратно, к своему целому. И так пока вся часть, считающая себя отдельной личностью, не вернётся назад. И когда все части проживут все свои жизни и вернутся, целое снова станет тем же, чем было до начала творения из себя первой души. Тем же, только выполнившим своё предназначение. Успокоившимся. Растратившим тот зуд, ту энергию, которая, ища выхода, вынудила её обладателя затеять весь этот балаган. Остановившимся маятником. Мне вдруг вспомнился разговор инквизитора Себастьяна - мой разговор, с одним еретиком. Перед тем, как еретика сожгли.
СЕБАСТЬЯН: Ты должен быть благодарен богу. Он дал тебе жизнь.
ЕРЕТИК: А он меня спросил, хочу ли я этого?
СЕБАСТЬЯН: Тогда ты должен благодарить его за то, что руками слуг своих, он отберёт у тебя жизнь.
ЕРЕТИК: А он меня спросил, хочу ли я этого?
СЕБАСТЬЯН: Так чего же ты хочешь?
ЕРЕТИК: Свободы!
СЕБАСТЬЯН (оглянувшись и убедившись, что не подслушивает никто из его коллег, шёпотом): Свободы захотел? А у бога есть свобода? Его кто-нибудь спрашивал, хочет ли он быть? Он был всегда, он не может не быть, так есть ли у него свобода? А кто такой ты, что требуешь то, чего нет даже у бога?
После этого мы сталкивались ещё в двух жизнях. В одной - случайно и ненадолго, а в предпоследней были хорошими знакомыми, почти друзьями. И ни разу не встречались в стране мёртвых. Теперь я знал, что он тоже был одним из претендентов на избавление Спящего Джинна от кошмара. Может быть, если я не справлюсь, он будет следующим. А если и он тоже.... Тогда мы встретимся с ним в Икхетоле, как его части. И Шах никогда не станет таким, как был до начала. В нем не будет хватать нас двоих.