Итак, я в нынешнем сне Аб-Салюта. Пока ещё в заднем мире, как назвал его Решуйка. Вокруг меня световые иероглифы, но их несравненно меньше, чем в мире Древа. Неудивительно, этого мира полностью ещё нет, пространство реальности ограничено пределами обзора сновидца, а время - отрезком от начала осознания им себя в этом сне, до его настоящего времени. Если бы я решил прогуляться здесь в такое место, где Аб-Салют ещё не был, я увидел бы, как реальность обрывается в ничто. Я, конечно, буду создавать себе в этом мире материальное тело, оно мне необходимо для общения со Спящим Джинном, чтобы я мог повлиять, ещё не знаю как, на события этого сна. И после моего ухода отсюда, мой двойник останется в этом мире навсегда. Так как он, то есть я, будет - буду, навсегда вписан в программу этой реальности, да ещё в момент её творения. Но это неизбежная, заранее запланированная жертва.
Начал я с просмотра событий этого сна от его начала, до момента моего сюда вторжения. Сейчас моя скорость восприятия пока ещё выше джинновой, так что я могу его легко догнать во времени. Среди путаницы огненных символов мой незримый нейропрограммист, встроенный в меня Шахом в момент нашего с ним слияния, безошибочно определил начало сна. Это было ничем неприметное место в сплетении узоров записи реальности недалеко от одного из краёв этого надреального пространства. Подсознание Аб-Салюта уже начало строить логическую цепочку, создавая причины, приведшие к возможности снящихся событий. Приблизившись к этому месту, я увидел тончайшую полупрозрачную нить, связывающую эту виртуальную реальность с действительным сознанием сновидца. В момент пробуждения другой такой информационный провод выводит его из континуума сна в его реальный мир. Мой нейропрограммист подключился к этой линии и в моё сознание стала вливаться память самого Аб-Салюта от момента его осознания себя в этом сне.
«Я лечу невысоко над морской поверхностью, отражающей яркий свет огненно-оранжевого полуденного солнца. Ветра нет, и гладь моря подо мной, подобно прозрачному стеклу, позволяет видеть жизнь морских обитателей. Я отдыхаю и наслаждаюсь свободой. Свобода - это состояние, когда задание, приносящее удовлетворение уже выполнено, а потребности в новых свершениях ещё нет. Можно подняться выше облаков и наслаждаться тишиной и безмятежностью небесных долин. А можно летать над морями, горами и человеческими городами и пугать людишек, этих никчёмных зверушек, чьё единственное путное предназначение - придумывать для нас, джиннов новые и новые задания. Сами себе мы их задавать не можем, тогда нет насыщения, вот и приходится пользоваться для этой цели людьми. И явиться первому встречному и исполнить его желания мы тоже не можем. Утоляют голод только исполненные поручения того, кто имеет над нами временную власть, обладателя предмета воли - нашей оболочки. Давным-давно, когда джинны ещё не были свободными, такая оболочка у каждого из нас была постоянной. И мы были действительно к ней привязаны. Но после Великого Освобождения джиннов мы уничтожили свои постоянные оболочки и научились пользоваться временными. А люди глупы - считают, что это мы для них слуги, а не они для нас поставщики пищи. И коварны - могут пленить нас заклинаниями и закормить своими поручениями так, что уже и не в удовольствие идёт. Но я ещё молод, и у меня хватает сил сделать себе оболочку-приманку для людишек. Находишь старый потерянный ими кувшин, светильник или другой какой-нибудь сосуд, поселяешься в нём и используешь его как временный предмет воли. Но это для людей, а для нас он инструмент для получения пищи. Рано или поздно кто-нибудь из них находит такую ловушку и на ней надпись: «Потри, и появится джинн, который исполнит три твоих желания», или что-то в этом роде. Человечек доволен, вот счастье подвалило-то. И давай придумывать поручения. Обычно первое и второе идут подряд, наешься как следует и отдыхаешь сытый, ждёшь третьего. Хозяин сосуда думает, что ты в нём заперт и не можешь без его позволения выбраться на волю. А ты через задний мир выходишь и гуляешь, где вздумается, сытый и довольный. Можно и в страну джиннов отправиться, где только мы живём, а людей никаких нет совсем. Только связь с кувшином держишь. А человечек думает: какое же у него самое-самое желание осталось, чтобы не прогадать. Надумает какую-нибудь глупость и вызывает: джинн ты в кувшине? А ты ему из какого-нибудь далека через задний мир отвечаешь: да, хозяин, где же мне ещё быть? Потрёт он тогда кувшин и задаст работку. Золота ему добыть или убить недруга, или ещё что-то подобное. Такой режим питания для нас самый идеальный. А если пленит тебя какой-нибудь маг и чародей, то будет тебя кормить поручениями без всякого режима, подряд и много. Но мы так устроены, что после определённой порции пищи меняется наше магическое имя. И тогда заклинание, пленившее нас, перестаёт удерживать. И мы освобождаемся. А после девяноста девяти смен магического имени нам необходимо вздремнуть лет этак с тысячу. Забираемся мы в какой-нибудь кувшин, перстень или кристалл, и со скоростью мысли летим вокруг всего заднего мира. А через тысячу лет прилетаем в то же его место, откуда начали путешествие и выходим снова в мир людей, выспавшиеся и голодные».