Для семьи имеет смысл производить множество мелких рабочих и собирать их в единый фронт. Если с добычей сцепится один рабочий среднего размера, даже весящий как все эти мелкие рабочие, нападающие гурьбой, этот более крупный рабочий будет не таким эффективным при захвате червя или кузнечика. Хотя по отдельности они слабы, мелкие рабочие, действуя вместе, одновременно хватают свою жертву в разных местах и под разными углами, затрудняя ей движение. И добыча скорее проскользнет мимо одного большого рабочего, чем сквозь барьер из рассредоточенных мелких.
Много раз я наблюдал, как земляной червяк ползет по земле или кузнечик отдыхает на травинке, занимаясь своим делом, а к ним двигается группа, шурша, как змея в траве. Если они не отреагируют рефлекторно, смерть неизбежна. При касании первого рабочего червяк бросается взад-вперед, кузнечик прыгает. Но, невидимые в растительности, набегают новые муравьи. Примерно половина мест для бега, которые могут выбрать дергающийся червяк или прыгающий кузнечик, окажутся по приземлении еще гуще покрытыми муравьями, а другая половина позволит избежать муравьев, обогнав рейд. Вломиться же глубже все равно что столкнуться с тралом, ячея которого по ширине и прочности примерно соответствует размеру и плотности муравьев; чем больше сопротивляется червяк или кузнечик, тем большая масса собирается к нему, по мере того как муравьи настораживаются и втягиваются в драку. И скоро челюсти всех маленьких муравьев прочно удерживают добычу.
Движение жертвы впереди рейда муравьев обеспечивает временную отсрочку. Лучшее, на что может надеяться любое существо, – рвануться на свободу налево или направо от рейда и таким образом убраться с муравьиной тропы; но для добычи, должно быть, трудно определить распределение скопления муравьев среди листового опада и растений на земле, поэтому выбор курса становится случайным делом. Если добыче не удается выбрать верное направление, армия приблизится к ее новому местоположению и ударит снова. А если она спасется еще раз, группа может сделать третью попытку и так далее. Из-за своей ширины групповой рейд, скорее всего, будет постоянно встречаться с мечущимся червем или с прыгающим кузнечиком. (Узкая колонна позади роящегося рейда – это совсем другое дело; ее сеть бегущих муравьев слишком слаба, и большинство жертв прорываются через нее. Поэтому виды муравьев, формирующих рейды колоннами, в основном собирают семена и слабую добычу, хотя такой рейд может разрастись в рой, если найдет более крупные трофеи.)
Солдат-термит рубит на части мелких рабочих, пытающихся его завалить, во время рейда муравьев-мародеров в Сингапуре
Даже сумевшие сбежать могут не выжить. Я однажды видел сверчка, ракетой вылетевшего из своего убежища под листом. После серии зигзагов он оказался далеко от рейда, но несколько муравьев еще упорно цеплялись за него. Они грызли его, замедляя его движения, и наконец тело жертвы свело конвульсиями. Однако муравьи, завалившие его, были теперь так далеко от своей семьи, что умерли бы раньше, чем нашли гнездо.
Участники рейда мародеров, кажется, постоянно настроены на битву. Они сражаются с упорной пугающей точностью, и в больших рейдах, несомненно, есть расходные войска. Мелкие рабочие больше всего подвержены смертности. Прыгающий сверчок сумел изжевать пару мелких рабочих, висевших на его ноге, в фарш, прежде чем поддаться остальным. На пути назад к рейду я видел мелких рабочих, которые продырявили толстую гусеницу, и один из них утонул в жиже, которая вылилась из нее. Позже в этом рейде я увидел солдата-термита с пылающей рыжей головой, рядом с которым мелкие рабочие муравьи казались карликами, но они окружали его, как собаки – медведя гризли. Черные челюсти термита были остры как ножи, и каждый мелкий рабочий, приближавшийся к ним, разрезался пополам чисто, как гильотиной, покуда десяток муравьев не набросился на термита сзади и не одолел его.
Словно военный корреспондент, привыкший к трагедии, я наблюдал, как в схватках с добычей ломают и давят сотни мелких рабочих, а весь ужас бойни приближали линзы моей фотокамеры. Никогда не отвлекаясь от дела, чтобы спастись, они демонстрировали потрясающую преданность своему долгу. Это заставило меня задуматься о преимуществах эмоционального отупения в бою даже среди наделенных чувствами людей. Как писал один из авторов о Гражданской войне, «солдатам, возможно, было легче думать о себе не как о людях, а как о машинах»[76].