На такой скорый шаг расслабленный старенький мальчик не рассчитывал, пришлось напрячься, как на работе. Наконец, в парадной, из которой телевизор был вынесен пару часов назад, на том же третьем этаже Вова открыл соседнюю, с арендованной квартирой, дверь. Геракл вытащил телевизор из сумки, бабка сидела на кровати рядом с подушкой, охраняла полторы тысячи.
– Достал тебе не новый за два «куска», – проговорил Вова, – быстро, быстро, старая, пятьсот рублей грузчику за работу.
Бабка забеспокоилась, передала атлету купюру, ему удалось-таки, заработать на этом телевизоре.
– Остальные деньги – после получения пенсии, – сказала старуха низким голосом, протягивая Вове тысячу, она была не дура, привыкла, что за каждым действием племянника стоял какой-то подвох.
Вова пил до вечера в пустой комнате с пролёжанным диваном, потом заснул, проснулся и потерял себя или же раздвоился.
– Вова, где ты? Вы не видели Вову? – он стучал в комнаты, в ванную, туалет.
Соседи не стали тревожить тётку, вызвали скорую и были впечатлены, как свободно санитары нашли общий язык с потерявшим себя, с какой лёгкостью, не сопротивляясь, ушёл с ними беспокойный сосед, ведя беседы на тему, что пил вчера и позавчера.
Капа зашла к старухе сообщить, что Вова в больнице, спросила, не вернуть ли деньги и документы, бабка прятала их у неё. Она знала Капу с детства, укрывала её в своей комнате, пока непутёвая мать разбиралась с любовниками.
– Пропадёт он, если умру, – не без оснований предположила пожилая женщина, – пойдём к нотариусу, завещание на тебя составлю, а ты позволь ему жить в этой комнате, если свою пропьёт, недолго ему осталось куролесить.
– Я Вас не подведу, тётя, – искренно заверила Капа, потому что любила её и считала родным человеком.
– Знаю, боюсь, что облапошит тебя снова какой-нибудь мужик, – в глазах старухи была мудрость женщины, повидавшей жизнь, и не позволившей людям и обстоятельствам себя поломать.
– Я всё помню, чему вы учили, – пробормотала Капа наставнице.
– Помнить хорошо, но уважать себя нужно.
Соседка уходила с вопросом:
«Что делать, если не за что себя уважать?»
Старуха разнервничалась, взяла в руки пульт и оживила «старичка» после долгих лет «комы».
Жилище старой женщины, где нашёл пристанище телевизор-путешественник, и спальню, обречённого на одиночество, немца разделяла стена. Старуха была глуховата, и Ральф вечером имел некоторое беспокойство от громких звуков за стеной, но потом, всё-таки, заснул.
Если бы телевизор был одушевлённым предметом, то мог удивиться, почему, чтобы переместить его из одного помещения в соседнее, понадобилось привлекать несколько человек, спускать и поднимать по лестницам в старой сумке, оставлять на улице около дурно пахнущего контейнера.
Но телевизору не доступны переживания, он кричал негодующими голосами ведущих телеканалов, "заводя" слушателей, гарантируя им неспокойный сон, чувства недоброжелательности и страха.
Володину тётку не интересовали сериалы. Переключая программы, она беспокоилась, не началась ли война, помнила, как отправляли её класс в эвакуацию и в соседний вагон попала бомба. Эта картина до сей поры стоит перед глазами.
«Благодаря» дикторам, отрабатывающим большие гонорары, она в девяносто лет боялась погибнуть от изменения климата, таянья ледников, падения метеорита, готовилась к войне с украинцами, американцами, англичанами и давними врагами – немцами, не представляя, что потомок бывших захватчиков, «чистокровный ариец» спит за стеной, ему снится русская женщина, похожая на тень, появившаяся в его жизни неожиданно, и растворившаяся в большом городе, как звуки музыки, которые нельзя подержать в руках.