Ни во что не посвященный Адольф вытаращил глаза; Мартин и Марк оставались невозмутимыми.
Палавиччини пристегнул к боку привезенную ему шпагу и стал благодарить своих спутников.
— А тебе, петушок, особенное спасибо!.. — добавил он, обращаясь к Луиджи. — Если кому-нибудь из вас я могу пригодиться — ищите меня в Риме. Замок Бастиано Палавиччини вам укажет всякий… кроме попов, конечно; господа кардиналы расходятся со мной во взглядах на них. А это возьмите на расходы себе!
Он ощупал рукой седельную сумку подведенного ему статного вороного коня и достал оттуда несколько кошельков с золотом; два из них он сунул Луиджи и по одному дал трем остальным.
— Может, синьор временно нуждается в деньгах?.. — вопросительно добавил Палавиччини, обращаясь к стоявшему поодаль своему товарищу по заключению.
Тот сдержанно поклонился.
— Весьма тронут, синьор!.. — ответил он. — Кроме доброго скакуна, мне ничего не нужно!
— Вы с нами едете?.. — спросил Палавиччини, садясь на нестоявшего коня.
Другого, запасного, подвели к незнакомцу.
— Нет, я должен свернуть в сторону Пизы!.. — отозвался он, меряя рукой длину стремян.
— Смотрите, ночью пути опасны для одинокого!..
— Как-нибудь проберусь!.. — с усмешкой сказал неизвестный. — Я верю в свою звезду, синьор!..
— Тогда доброго пути!.. Прощайте!!..
Палавиччини махнул всем шляпой, повернул вороного и галопом направился к дороге; кавалькада поскакала за ним.
Незнакомец подтянул подпруги и легко вскочил на седло.
— Мне вас отблагодарить сейчас нечем!.. — произнес он. — Но, быть может, настанет час, и я пригожусь вам!
— А не откроет ли нам синьор своего имени? — осторожно осведомился неаполитанец.
Белые зубы блеснули на лице всадника; он засмеялся.
— Имя мое — ветер!.. — ответил он. — Ну, желаю вам успехов!
Раздался топот копыт и незнакомец быстро стал удаляться и тонуть в синих сумерках.
— Почему они были в париках?!.. — густо вымолвил Адольф.
— Спасались от лап сбиров!.. — коротко отозвался Мартин.
— А-а!..
Адольф успокоился и на этом разговор окончился.
Четверо оставшихся долго смотрели вслед уехавшим. Уже ничего не стало видно вдали и Марк начал подыматься по ступеням к колоннаде; за ним медленно последовали остальные.
— Теперь могу учиться без перерывов!.. — с довольной улыбкой проронил Марк. — А что мы скажем завтра товарищам о пропавших?
— Э!!.. — отозвался Луиджи. — Заявим, что один разболелся и другой увел его на зорьке обратно в город!
— Кто бы такой был этот «ветер»? — вслух подумал Марк. Ответа не было и не могло быть; чтобы не разбудить спавших, путники на носках вошли во храм и улеглись на прежние места.
Безмолвие и ночь опять зачаровали мир.
ГЛАВА XXV
Урожай винограда и фруктов в тот год был необычайный: для вина не хватало ни бочек, ни сорокаведерных амфор из глины, врытых в землю многие столетия назад; дороги, ведшие в города, были покрыты вереницами осликов и мулов, нагруженных корзинами с черными и янтарными кистями винограда; около ворот раскинулись целые ярмарки фруктов — внутрь городов, на базарные площади, их не пропускали из-за тесноты и по причине множества пчел, провожавших караваны и вившихся на солнцепеке вокруг сладкого, как мед, винограда.
Ватага Мартина пользовалась огромным успехом и сборы ее были таковы, что никто из студентов не мечтал даже о четверти их. Причиной этого был не только обильный всем год, но и удивительная октава Адольфа и бас Мартина, приводившие слушателей в изумление; некоторые во время пения даже заглядывали им в рот, чтобы узнать, откуда берется такая бездонная мощь звуков. Любитель пения, Мартин подобрал по своему вкусу остальных товарищей, среди которых первое место занял весельчак Луиджи, потешавший важных прелатов и аббатов до колик под ложечкой самыми нецензурными, а часто и кощунственными, остроумными рассказами и песенками.
Немцы-певцы сначала приходили в ужас; итальянцы хохотали и аплодировали как бешеные.
Как ни стремился Марк поскорее вернуться в Болонью и засесть за ученье — их всюду задерживали по несколько дней и даже по неделям и, когда певцы окончательно закинули свои лютни за спины и направились к Болонье, минуло шесть недель.
Приближался праздник патрона города и Болонья и вся обширная округа ее деятельно готовились к джостре.
Вокруг коммунальной, главной площади, имевшей форму овала, врывали в землю короткие столбы и оцепляли ее толстым канатом; в разных концах стучали топоры — на длинных сторонах устраивались помосты, грохотали сбрасываемые с карруц доски.