На третьи сутки в легкой фате тумана залиловели впереди горы Флоренции и перед вечером путники достигли до городских ворот. Опять вырос перед ними лес из башен синьоров и множества церквей; опять раскинулся лабиринт темных и узких улиц.
Первое, что бросилось в глаза, была особенная одежда обитателей города — на всех были надеты зеленые, красные или коричневые и белые плащи с капюшонами и шапочки-колпаки с околышами тех же цветов, с медалями на них.
На площади путники остановились в изумлении: посредине ее, сыпля искрами, горели два костра и на них жгли цельные куски сукон разных окрасок; груда их лежала в ожиданий очереди; это под наблюдением старшин цеха уничтожали забракованный ими товар: Флоренция славилась лучшими в мире сукнами, бархатом, скульпторами и ювелирами и строго блюла за доброкачественностью своих производств. Близ одного из костров тесною кучей стояли оборванные и отощалые люди без колпаков и скованные цепями — то были рабы, выведенные на продажу. Покупатели приценивались, ощупывали и рассматривали их как скот[3].
Площадь окружали различные лавки; около ювелирных мастерских и перрукьеров на длинных скамьях сидели и беседовали люди; отовсюду слышался говор и восклицания. Иногда в роскошных паланкинах по четверо дюжих рабов проносили знатных дам, выглядывавших из-за раздвинутых занавесок. Ближайшая кампанилья рассыпала высоко в воздухе серебро — зазвонила к Аве-Мария; отозвались десятки колоколен — «пчелы запели над городом», как говорили тогда.
Путники находились в это время на мосту через Арно. Закатывалось солнце; часть гор, кольцом окружающих Флоренцию, и вершин кампанилл казались нарумяненными. Широкая река сделалась густо-синею, как сапфир; вместо берегов тянулись сплошные линии трех- и четырехэтажных белых, розовых, красных и коричневых домов, обрывавшихся прямо в воду; у некоторых окон чернели привязанные лодки; последние лучи делали картину еще ярче и разнообразнее.
— Совсем Венеция!.. — воскликнул Луиджи. — Ну где у вас, пивные бочки, такая красота найдется?!
Путники остановились у края моста, чтобы посмотреть на необыкновенный вид и на бронзовую древнюю статую Марса.
Перил на мосту не имелось; Ян зазевался на статую и вдруг взмахнул руками, вскрикнул и исчез в одно мгновение. Марк, Луиджи и Мартин и еще несколько прохожих бросились на противоположный бок моста и увидали, что течение подхватило Яна и быстро несет по направлению к домам. Луиджи, а за ним и Марк, сшибая с ног встречных, пустились бежать за лодкой.
— Любопытно, как теперь эта каналья выберется?.. — проговорил какой-то всадник, проезжавший мимо и остановивший вороного коня.
Голова Яна маячила далеко; он, видимо, стремился выбиться из быстрины и это ему удалось: его понесло под самыми окнами домов. Из нижнего этажа одного выкинули конец веревки, но она осталась за его спиною; из окон посыпались еще концы и даже буйки — явно было, что случаи падения с моста не редкость.
Уже терявший силы и наглотавшийся воды Ян ухватился наконец за веревку; его заворотило и трое женщин и двое мужчин принялись вытаскивать его.
Ян пособлял сколько мог ногами и через несколько минут уцепился за подоконник и исчез в доме.
Мартин и Адольф погнали ослика вслед за убежавшими товарищами и свернули в улицу, залегавшую позади набережной из домов.
В каком именно из них Ян нашел приют, определить было трудно, и оба немца остановились на изломе и стали ожидать появления своих.
Из одного из домов доносился шум и хохот; немного погодя из него высыпала кучка мужчин и женщин; среди них, оставляя за собой лужи, шел мокрый Ян; колпак его унесло водой, спутанные волосы прядями висели в разные стороны; рядом с ним выступал и радостно разглагольствовал Луиджи.
Провожавшие остановились и начали прощаться и приглашать своего нежданного гостя опять посетить их, но уже через дверь.
Ян благодарил, как умел; за него рассыпался неаполитанец.
Провожаемые веселыми пожеланиями, трое путников присоединились к ожидавшим товарищам и уже без всяких приключений достигли до ближайшей траттории.
Посетителей в ней было немного; Ян отправился переодеваться в отведенную им комнату, а остальные расположились своим кружком около стола.
— Ну, друзья?.. — сказал Мартин. — Пособили мы вам чем могли, проводили до безопасных мест, пора нам и восвояси!..
Все замолкли.
— А ты куда пойдешь?.. — обратился он к Марку.
Луиджи насторожился.
— Глупо теперь возвращаться в Болонью!.. — вмешался он, не дав Марку ответить. — Думаете, стража у ворот и сыщики не приметили ваших диковинных морд? Будьте покойны — только покажетесь — вас туда же запрут, где и я сидел!
3
Католическая церковь находила, что крещение не освобождает от рабства (папа Целестин V, епископ флорентийский Антоний.) Наказания рабов жесточайшие: за воровство и покушение на бегство — сожжение; за покушение на убийство волочили по земле к месту преступления, там отрубали преступнику правую руку и вновь волочили на площадь, где вырезывали из спины и рук 4 куска мяса; затем четвертовали. Купля-продажа людей пала в Европе в конце XVII в., последняя нотариальная запись о продаже людей имеется от 1677 (Генуэзский архив.) Наибольшее количество рабов поставлялось с западных побережий Средиземного моря, а позднее — с побережий черноморских.
С конца XIV в. — наибольшее количество рабов было из русских и славян.
Дешевле всего ценились татары и татарки; самые дорогие — были русские, причем женщины ценились выше мужчин. Сохранилось письмо знатной флорентийки Строцци, в котором она пишет, что русские рабыни выдаются своей красотой, сложением и сметливостью. Татары считались наиболее преданными своим господам. Часто тело рабов было испещрено таврами их господ.