— Не вопи!.. — ответил Ян. — Погоня ведь будет за нами!
— Э!!.. — беспечно возразил Луиджи. — За нами на Болонью да на Пистойю бросятся, а мы вон куда — на Лукку взяли!
— По всем дорогам поскачут!.. — проронил Мартин. — Людей хватит!
Все оглянулись, но на пустынном горизонте ничего не виднелось: впереди и по бокам сияли бесчисленные озерки, зеленел и частью уже желтел камыш — скрыться было бы решительно негде. Тропка иногда выбегала на гать из хвороста и неукрепленных бревен и она колыхалась под ногами.
В полдень Мартин сделал привал для обеда и через четверть часа заторопил всех дальше: с минуты на минуту могли появиться преследователи. Луиджи притих, наморщил лоб и то и дело стал оборачиваться…
— Вот что?.. — заявил он. — Как только кто завидит погоню — сейчас же все назад возвращайтесь, будто к епископскому замку направляетесь, а я в болото залезу.
Путники сделали не более сотни шагов и Марк издал легкое восклицание; вдали, на дороге, точно горсть муравьев, наметились черные точки; они катились с небольшого взгорка.
Луиджи мгновенно скрылся за спинами товарищей, присел и ужом скользнул в осоку и низкий кустарник, подходивший в том месте к самой тропе; шурша им, он стал пробираться в глубину болота. Мартин сразу заворотил ослика и все медленно направились навстречу неизвестным.
Мартин вынул свою лютню.
Всадники быстро приближались; их было десять человек, вооруженных копьями; из-за спин выглядывали оконечья луков. О сопротивлении нечего было и думать.
— Кантату пресвятой Деве!.. — невозмутимо распорядился Мартин.
Марк взял аккорд, загремели басы, мощно зарокотала октава; их повел сочный, высокий баритон. Хор получился необыкновенный.
Всадники были уже совсем близко; Мартин отогнал ослика с середины узкой дороги и остановил товарищей.
Передний затянул повода и взмыленный вороной конь его стал как вкопанный; подскакали и перегородили дорогу и остальные; запаренные кони тяжело водили мокрыми боками.
— Кто такие, куда идете?!.. — охриплым голосом резко крикнул передний.
— Артисты из Болонского университета!.. — ответил Мартин. — Идем в замок епископа.
— Откуда?
— Из Пистойи!
— Не встречали ли кого-нибудь по дороге?
— Как будто нет… Впрочем, вчера под вечер две крестьянки-старухи проходили!
Преследователи переглянулись.
— Я так и думал!.. — сказал предводитель. — Это болонских рук дело!
— Не болонских!.. — убежденно возразил поравнявшийся с ним всадник. — В камеру сегодня мы впятером ведь вошли — на наших глазах тот человек вороном скинулся и в окно улетел! Разве такого башня удержит? Только лошадей зря перемучили!
— А зачем же веревка тогда была спущена?.. — ответил предводитель.
— А нарочно, чтобы глаза всем отвести!..
Предводитель привстал на стременах и, прикрыв ладонью глаза, осмотрел даль — она была пустынна.
— Что ж… — проронил он, — поворачивай коней!.. Счастливого вам пути!..
Путники приподняли колпаки и шляпы и вооруженный отряд тронулся обратно легкою рысью.
Чтобы не навлечь на себя подозрений, Мартин и Адольф наломали из гати и из ближайших кустов веток и развели костер; все с наслаждением растянулись вокруг него; до того велика была усталость, что, кроме Адольфа, никто даже не прикоснулся к еде. Мартин и Марк неотступно наблюдали за все уменьшавшимися всадниками и за местом, где прятался неаполитанец.
Прошло с добрый час; епископские люди скрылись совершенно, время было выручать Луиджи. Ослик был снова оседлан, Адольфа и Яна, успевших крепко заснуть, растолкали и маленький караван отправился обратно.
— Э-э-й!!. — окликнул Мартин.
В ответ послышалась возня в кустах, они стали шататься, раздвигаться и у самых корней их зачернело страшное эфиопское лицо.
— Бросьте веревку!.. — задыхаясь, сказал голос Луиджи. — Утопаю… трясина!..
Марк поспешил к ослику, вытащил из мешка веревку и кинул конец неаполитанцу. Тот с трудом высвободил руку и ухватился за него. Адольф перенял у Марка другой конец, взял веревку себе на плечо, нагнулся и, словно бык, попер почти засосанного трясиной товарища, вырывая телом его с корнями кусты; глянцевитая торфяная грязь облепляла его от волос на голове до пяток и только лоб белел, будто перевязанный тряпкою.
Раздался всеобщий смех. Даже ничем невозмутимый Адольф разинул огромную пасть и грохотал подземным грохотом.
— Дьяволы!.. — с сердцем произнес обессилевший Луиджи.
Еще пущий смех встретил это слово.
— Черти!!. — уже с улыбкой добавил он, несколько отдышавшись.
Ему сообщили, что преследователи вернулись обратно; окончательно воспрянувший духом Луиджи поднялся на ноги, отыскал неподалеку большую лужу, разделся догола и принялся черпать воду шляпой и мыться, потом выполоскал платье и накинул на себя плащ Марка.
Вновь спасенному дали отдохнуть, ослика оседлали, накинули поверх сум для просушки одежду Луиджи и караван тронулся в сторону еще далекой Лукки. И только что он вытянулся по тропе, его нагнала низко летевшая большая черная птица.
— Воронок!.. — закричал Луиджи и поднял обе руки над головой.
Птица с радостным карканьем опустилась ему на плечо.
ГЛАВА XXIX
Еще два дня благополучного странствования и тропа привела путников к маленькому, взобравшемуся на холм городку, защитившемуся невысокими кирпичными стенами и частыми башнями: это была Лукка; на просторном выгоне около нее раскинулась шумная и пестрая ярмарка; далеко разносилось ржание лошадей, крики ослов и гомон людей; среди площади, образовавшейся между карруцами, на высоком шесте чернела широкополая шляпа с длинным орлиным пером — знак того, что торг состоит под покровительством какого-то синьора; иногда вместо нее вешалась боевая рукавица.
Продиранье ночью в дремучем лесу прошло для путников небезнаказанно и к ним сейчас же стали привязываться, предлагая свои услуги, странствующие портные и владельцы передвижных лавочек готового платья.
— Синьоры?.. — кричали хозяева и приказчики, заманивая прохожих к себе и даже хватая их за руки. — Штаны, колеты, куртки, береты — всякого цвета!
— Не штаны, а радуга!.. — зазывали другие, раскидывая товар на руках, а то и прямо на земле.
— К нам пожалуйте — зашьем, починим, латки положим, в полчаса — творим чудеса — делаем из старого новое!
— А ведь и впрямь нам надо починиться?.. — сказал Луиджи. — Мы совсем в оборванцев превратились!
Предложение было разумное и путники отдались во власть двум приглянувшимся подмастерьям; те отвели их в палатку, около которой, сидя прямо на земле, проворно работали иглами несколько человек. Действительно, в какие-нибудь полчаса все было готово и даже разутюжено.
— Ей Богу, франты!.. — сказал Луиджи, облачившись и охорашиваясь.
В таверне, куда товарищи зашли посидеть и выпить вина, они узнали, что в городе сегодня предстоит свадьба богатого синьора Гвиниджи и что приезд невесты ожидается с минуты на минуту; путники порешили отдохнуть как следует и остались ночевать в городке.
На башне зазвонили в колокол и все, коротавшие время в кабачках, высыпали наружу: со стороны поля приближался длинный и многоцветный поезд невесты.
Она ехала верхом в розовом платье; четверо рослых слуг несли над ней балдахин такого же цвета, предохранявший ее от солнца, впереди в две шеренги шли трубачи и барабанщики; позади следовали фамильные знамена нескольких поколений; многочисленная свита замыкалась вооруженным отрядом.
Из ворот города навстречу поезду показался, весь в бледно-зеленом бархате, рыцарь; на левой руке его золотилась длинная перчатка, на ней сидел сокол с алым колпачком на голове.
За рыцарем выехали и полукругом расположились близ ворот его пышно разодетые родственники и близкие.