Конечно, самолеты исключают наслаждение видами природы, предлагая глазу пассажира фантасмагорическую картину. Лондон с огромной высоты в ясный день кажется сборищем насекомых вдоль долины Темзы. Природа с такой высоты обезличивается. Что ж, летая на самолетах, мы, возможно, сильнее ощутили свою потребность созерцать природу, слушать ее звуки, наслаждаться запахами леса.
Глава третья
Тихие воды
Какая радость для любителя птиц обнаружить неизвестный ему доселе экземпляр, да еще там, где эти птицы никогда не водились!
Подчеркиваю — для любителя, поскольку орнитолог-профессионал, постоянно погруженный в свой предмет, теряет чувствительность к таким сюрпризам. Или же высокомерно скрывает свою радость, дабы коллеги не сочли ее признаком необъективности, а значит, и недостоверности наблюдения.
Иногда я даже думаю, что над нами довлеет культ неэмоциональности. Мы говорим о голом, «холодном» научном факте, как будто температура как-либо определяет его достоверность. Мы даже полагаем, что сильные чувства и здравое суждение несовместимы друг с другом, а потому с подозрением взираем на то, что нас волнует.
Тем не менее только распоследний флегматик, будь то профессионал или любитель, может впервые наблюдать за ярко-красной мухоловкой, не испытывая при этом удивления и наслаждения. Когда двадцатого марта я обнаружил этот живой ярко-красный комочек, прилетевший из тропиков, рядом с домом, мне показалось, что сами боги угадали мое подспудное, еще не сформулированное желание.
Только в последние несколько лет наблюдалось гнездование ярко-красной мухоловки в Центральном Техасе так далеко на севере, до самого города Остина. А недавно один авторитетный человек сообщил мне, что этот самый поразительный представитель семейства тираннов был обнаружен еще севернее, почти у Гленроуза. Наверное, мухоловка глобально продвигается на север.
В то мартовское утро самец мухоловки и так и сяк хвастался своим ярким опереньем перед своей избранницей. Взмыв вверх, он зависал в воздухе, дрожа от нетерпения и гордо топорща перышки на груди.
На мой взгляд, действия его были вполне правомерны, но самочка наблюдала за этим танцем более критически. Ухажер был отвергнут! Он приземлился — она отбежала в сторону. Я довольно долго наблюдал за этой парочкой, пока не был окончательно вознагражден зрелищем их полета и взаимного преследования, такого же азартного и яростного, как любые гонки с барьерами, имеющие целью либо обладание, либо поглощение жертвы.
Самочка была прекрасна в своем неярком оперении, особенно по контрасту с ее столь пышно наряженным поклонником. Она олицетворяла саму скромность в пику агрессии ухажера-эгоиста. Птички так и мелькали среди переплетенных ветвей, используя хитрые увертки и обманные движения. Самочка казалась серым листиком, догоняемым языком яркого пламени. Наконец они уселись отдохнуть метрах в шести от меня.
И при ярком освещении спина самочки оказалась блекло-серой и будто опыленной ржавчиной. Ее грудку украшали легкие коричневые полосы, по бокам желтоватый оттенок переходил в серый цвет, а горлышко было совсем серое и выше к щечкам темнело.
Описание самца потребовало бы от наблюдателя особых ухищрений и литературных приемов, ибо эта птичка — действительно нечто особое среди всех Божьих тварей. Ярко пылающий самоцвет, вспышка звезды. Впечатлительные мексиканцы даже называют его brasita de fuego — маленький пылающий уголек, а его научное название — Pyrocephalus, что по-латински означает «факел». Взмывший высоко в хрустальный воздух этого утра, он действительно показался мне звездой, которую не в силах погасить ночная тьма, потому только и оставившая звезды на дневном небе. Всех, кто знает танагру, ждет разочарование при встрече с этим тропическим пришельцем: летняя танагра рядом с ним покажется потускневшей; более того, даже алая танагра померкнет в ваших глазах, не говоря уже о каком-нибудь там серохвостом кардинале.