Мы называем его веселым, радостным, дружелюбным, потому что любим его. Такова уж человеческая слабость, а может, и достоинство: награждать любимых всеми добродетелями, а недругов — злыми подозрениями. Мы склонны находить в отношении пересмешника к нам ту же привязанность, которую питаем к нему.
Вместо того чтобы приписывать пересмешнику желаемые качества, нам следовало бы подходить к нему с иными мерками. Так недопустимые для обычных людей грехи музыкантов, писателей, художников и артистов мы в конце концов считаем простительными. Вот и о пересмешнике давайте скажем, что король песни не может быть несовершенным, и, переведя его высокомерие в ранг достоинства, будем принимать его таким, какой он есть. А дружелюбие, веселость и другие приятные качества поищем в другом месте.
Сравните пересмешника с его самым безобидным и самым ненавидимым врагом — с малиновкой, чья всегдашняя веселость вошла в поговорку. Как добродушна и общительна эта весело болтающая зимняя гостья! Она такая компанейская по сравнению с чопорным серым аристократом-пересмешником, сидящим в стороне и погруженным в вечную ревность! Соперничество так и клокочет в нем, заставляя проводить большую часть времени в готовности нанести яростный удар любому когда угодно и где угодно. Удивительная самоуверенность! Будто природа проводит эксперимент по созданию свободного необузданного певца, обладающего самым подлинным голосом.
Глава семнадцатая
Пересмешник-певец
Когда я был мальчиком, любимым способом окололитературных острословов разделаться с Уолтом Уитменом было привести его цитату — приговор самому себе, — популярную тогда в академических кругах: «Самая отвратительная старая свинья, роющаяся в болоте собственного воображения». Изощренные остряки добавляли при этом извинения в адрес свиньи. В те времена у Уитмена было мало защитников даже на факультетах английского языка.
То ли любовь к болотам, то ли стремление быть не таким, как все, заставили меня купить в букинистическом магазине его «Листья травы» за двадцать пять центов. Мое внимание сразу привлек цикл «Морские течения», который начинался стихотворением «Из колыбели, вечно баюкавшей». Оно так понравилось мне, что я перечитывал его вновь и вновь, пока не выучил наизусть. Ведь Уитмен перевел на человеческий язык песню пересмешника! Я любил декламировать эти стихи, будучи один на холмах, где останавливался время от времени, чтобы прислушаться к настоящей, живой песне пересмешника. Спустя годы я узнал, что поэт, по его словам, испытывал каждую строку своих стихов точно таким же образом, — читая их вслух на природе.
Я каждый раз пытался связать части птичьей песни с частями поэмы и постепенно пришел к ее целостному пониманию.
Вскоре я обнаружил еще одного певца «пустынного болота» — дрозда-отшельника, но ни разу не застал его поющим в лесах: зимой эта птица не поет в Центральном Техасе. Дрозд просто сидит, время от времени чирикая, медленно двигает хвостом вверх и вниз, а затем исчезает в кустах. Это самая неслышная из всех известных мне птиц — тихая как мышка. И лишь много позже, услышав дрозда в иной ситуации, я понял, почему именно песня этого маленького бесцветного создания вдохновила поэта на создание восторженного стихотворения «Когда во дворе перед домом цвела этой весною сирень».
Двумя наиболее яркими семействами поющих птиц в Северной Америке являются семейства Turdidae и Mimidae, первое из которых включает дроздов, малиновок и славок, а второе — коричневых дроздов, кошачьих птиц и пересмешников. Среди семейства Turdidae наиболее сладкоголосые — дрозды, а среди дроздов пальму первенства обычно отдают отшельнику, называемому также американским соловьем. Коричневые дрозды — прекрасные певцы, как и кошачья птица, но пересмешник, без сомнения, занимает в этом семействе первое место.
Естественно, люди сравнивают их между собой, но лишь в той узкой полосе, где перекрываются ареалы их гнездования. Дрозд-отшельник не поет, зимуя на дальнем юге, а пересмешник редко залетает к северу от Нью-Джерси. Сравнительно немногие слышат обеих птиц, поскольку одна поет на севере, а другая — на юге.
Поэты всем природным звукам предпочитают пение птиц, и я конечно же с большим интересом отнесся к мнению Уитмена, великого американского национального поэта, компетентного и беспристрастного. Как в Англии Шелли славит жаворонка, а Китс — соловья, так в Америке Уитмен — пение дрозда-отшельника и пересмешника. Его суждение — оценка восхищенного слушателя, она содержится в двух его наиболее популярных поэмах. Тему одной из них ему дает «безумная песня отчаяния» пересмешника, тема второй — «песня кровоточащего горла» дрозда-отшельника.