На камне Тролль сидел и ныл:
«Увы!» и «Ох!» и «Ах!»
«Зачем один я столько жил
в заброшенных горах?!
Мои сородичи ушли
во дни иных годин —
и я, Последний Тролль земли,
живу теперь один.
Хоть мяса я не ем теперь,
и вовсе я не вор,
но всяк передо мною дверь
закроет на запор!
Ну что с того, что неуклюж
и встал не с той ноги —
а все ж я добрый, и к тому ж
пеку я пироги.
Мне может вежливость помочь
(понятно и ежу!) —
за добрым другом в эту ночь
в Заселье я схожу».
Тролль башмаки свои надел,
и затемно как раз
он в Делвинг, в Западный Предел,
попал в урочный час.
С корзинкой миссис Банс брела,
и зонтик с нею был.
«Как вы живете? Как дела?» —
Тролль вежливо спросил.
Но зонтик выронила та —
был вопль ее высок!
И позабыв свои лета,
пустилась наутек!
Папаша Потт не ожидал
такого поутру —
со страху сделался он ал
и спрятался в нору.
«Ах, миссис Банс! Дела-то как?»
Но ту уж не догнать:
засовом за собою «крак!» —
и сразу под кровать!
Пошел на рынок Тролль тогда
и увидал овец —
те врассыпную, кто куда,
решив, что им конец!
Мясник был ужасом объят —
лежал он и дрожал,
а пес его по кличке Хват
залаял и сбежал.
Заплакал Тролль, присев к стене:
«За что мне столько мук?»
Но Перри-Винкль по спине
его похлопал вдруг.
«Ну, что ты нюни распустил,
детинушка моя?
Вовеки Тролль здесь не гостил,
насколько помню я!»
«Давай-ка, парень, прокачу
тебя я на спине!
Тебя в приятели хочу!
Айда домой ко мне!»
На том два друга и сошлись:
«Поехали! Н-но! Н-но!» —
У Тролля чаю напились,
пока еще темно.
Там были пышки, сливки, мед,
и чайник был не мал —
и Перри-Винкль свой живот
усердно набивал.
Очаг пылал, и чайник пел,
румянился пирог,
и Перри-Винкль пил и ел,
пока не изнемог.
Надуты были оба столь,
что слова не сказать, —
и Винкль, и радушный Тролль
решили отдыхать.
«Отныне буду много печь,
поскольку есть кому!» —
И предложил на вереск лечь
Тролль другу своему.
Спросили Винкля: «Где ты был?
«Да вот чаи гонял.
И там я так живот набил,
что еле-еле встал».
«Да где? В Заселье? Говори!
Немедля отвечай!
А может, это в дальнем Бри
такой отменный чай?»
Но Перри-Винкль все молчит —
как онемел навек.
Тогда, приняв ужасный вид,
сказал проныра Джек:
«Какой тут может быть вопрос!
Ведь на пороге тьмы
Тролль на горбу его унес
куда-то за Холмы».
Охота хоббитам пришла
тех пирогов чуть-чуть
отведать: кто запряг осла,
кто пони взял — и в путь!
Туда, где старый Тролль живет,
добрались кто как мог —
и видят: из трубы идет
под небеса дымок.
Обили Троллю весь порог,
отбили кулаки:
«О, испеки нам свой пирог!
Скорее испеки!»
«Идите лучше по домам
и не вводите в грех!
Пеку я лишь по четвергам —
к тому же не для всех!
Не приглашал я вовсе вас! —
Тролль молвил. — Кыш домой!
И сдобы кончился запас —
все съел приятель мой!
Я не намерен всех подряд
кормить в своем дому!
Я только Перри-Винклю рад,
а вы мне ни к чему!»
С тех пор всего за пару лет
стал Винкль пышнотел,
он перестал влезать в жилет —
настолько растолстел!
Исправно он по четвергам
являлся к чаю в срок —
и горе было пирогам,
что Тролль ему испек!
Пекарню Винкль приобрел —
такая вот судьба! —
и пироги текли на стол,
и булки, и хлеба.
Но даже он испечь не мог
такие пироги,
что к чаю Тролль для друга пек
в Холмах на четверги.
9. СИНЕГУБКИ
У Синегубок в глубине
черным-черна вода,
звонит их колокол на дне,
когда идешь туда.
Не ожидая там беды,
ты в двери к ним стучишь,
но только бульканье воды
там нарушает тишь.
У речки ив плакучих ряд,
и в гулкой тишине
вороны черные сидят
и каркают во сне.
Русалочьи Горы не всякий отыщет —
там мглистые рощи во мраке долин,
там ветер в безлиственных кронах не свищет —
там ждут Синегубки, хозяйки глубин.
При свечке маленькой все дни
сидят они впотьмах,
и золото свое они
считают в погребах.
Струи холодные текут
со стен и с потолка,
а Синегубки гостя ждут,
следя исподтишка.
Подманят тихо, а потом,
легонько теребя,
вопьются крепко синим ртом —
и высосут тебя.
Русалочьи Горы таятся во мраке,
паучья ведет туда тонкая нить.
Болота пройдешь и пройдешь буераки —
найдешь Синегубок, чтоб их накормить!
10. ОЛИФАН
Я Олифан — меня не трожь!
Не мышка я, не кошка!
На башню я слегка похож
и на гору немножко.
Передвигаю на ходу
свои колонны-ноги —
и если я куда иду,
не стойте на дороге!
И никому не ведом вес
моей огромной туши,
и с головой накроют вас
мои большие уши.
Два желтых бивня я несу —
они несут охрану:
и потому никто в Лесу
не страшен Олифану!
Я топаю средь бела дня,
и про меня не лгут — но
тому, кто не встречал меня,
в меня поверить трудно!
Зато, кто увидал хоть раз,
до смерти не забудет —
и шуток, уверяю вас,
шутить со мной не будет!
11. ХВОСТИТОКАЛОН
А вот перед вами Хвоститокалон!
Хоть с виду не очень приветливый он,
и гол, и угрюм, и печален — а все ж
на остров для высадки очень похож.
Так спустим же сходни — давайте играть!
А можно, наверное, позагорать!
Сидят на нем чайки. О чем они стонут?
Но будьте внимательны! Чайки не тонут!
То чайки! Но если из вас кто-нибудь
захочет на острове том отдохнуть
и, может быть, даже ему невзначай
взбредет на огне вскипятить себе чай —
Ах! Лучше не надо! Ведь все неспроста!
Хоть кожа его и прочна и толста
и с виду вам кажется, будто он спящ,
но знайте — о олухи! — ОН НАСТОЯЩ!
Укрыв под волнами огромный живот,
он медленно-медленно морем ПЛЫВЕТ!
И если потопать ему по спине
иль чайник поставить кипеть на огне —
печально, движение сделав одно,
незваных гостей он отправит на дно!
Немало чудовищ скрывают моря.
Я вам рисковать не советую зря,
поскольку Хвоститокалон-тугодум
не жалует тех, кто теряет свой ум.
Теперь он остался последним в роду —
и встреча с ним в море приносит беду.
И вы не сходите — даю вам совет! —
на берег, которого в лоции нет,
а лучше совет мой примите другой:
не стоит из дому вообще ни ногой!