Снова ухает сова.
Тортхельм
Плохое это знаменье, Тотта.Добра не жди... Но нет, не дрожу я,не слабну от страха. Глупцом воленменя считать ты, но муж оружный —и тот оробел бы, бродя во мракемеж мертвых, могильного сна лишенных,уподобляясь тени унылойи бледной, блуждающей средь урочищи пустынь поганского ада,где нет надежды. Тебе не снится,что мы в аду и теперь удел наш —вечные веки ворочать трупы,и все впустую? Ужасная участь!Где ты, возлюбленный наш владыка?Скованный смертным сном, на сыруюземлю возлег ты, главу седуюпреклонил на валун безвестный...Тидвальд снова на мгновение приоткрывает фонарь. Падает луч света.
Тидвальд
Смотри! Похоже, самая сечаздесь разыгралась. Тела громоздятсядруг на друга. Давай-ка, Тотта,наляг сильнее! Гляди! Готов япоклясться честью, что это Вульфмар!Уж он, вестимо, рубился рядомс тем, кого ищем, — ближайшим другомбыл он владыке.Тортхельм
Добрый племянникгрудью обязан стоять за дядю.Тидвальд
Нет, о другом я Вульфмаре молвлю:я племянника не приметил —разве что сестрич владыки изрубленв крошево. Верно, он Вульфмар, толькоВульфмаром также зовется младшийВульфстана отпрыск, — вернее, звался.Родом он был из восточных саксов.Смерть урожай собрала суровый,по незрелым пройдясь колосьямстрашной косою. Отважный отрок,смелым и стойким стал бы он мужем.Тортхельм
Милостив буди к нам, Милосердый!Он был на год меня моложе!Тидвальд
Вот и Эльфнот; погиб он рядом.Тортхельм
Знай он это — был бы доволен:другом Вульфмару слыл он. В игре ли,в брани ли — были они неразлучныи владыке хранили верность —он же их почитал сынами.Тидвальд
Будь ты проклято, тусклое пламя,и слепые глаза! Готов ячем угодно поклясться: палиблиз него они. Где-то рядом,верю, погиб и владыка.Тортхельм
Смелобились безусые эти; бегствомбородачи спасались от битвы.На спину щит — и в чащу, ну, чистостадо оленей, оставив сраженьес рыжим безбожником и убийцейсобственным детям! Да разразитсягром над ними! Да покараетстрашною смертью суровое Небо!К сраму Англии, на погибельпредали они малолетних!Вот и Эльфвин — еще и волосне пробился на подбородке,как погиб он в последней битве...Тидвальд
Храбрый воин, он добрым эрломстал бы со временем. Нам такиехлеба нужнее. Как новый меч был он,но старой стали. Пылкий, как пламя,как клинок, крепкий, на язык резкий —как Оффа.Тортхельм
Оффа! Увы, умолк он.Не все Оффу у нас любилии, если б владыка не заступался, —давно заставили бы замолкнуть.«Иной сокол спесив на совете,в сече же кажет курячье сердце» —так он однажды сказал на сходке.Как встарь певали: «За чашей медагоразды на похвальбу герои;пусть же с первым проблеском утраобещанья они исполнят,а кто окажется недостоин —пусть выблюет выпитое наканунеи покажет». Но песни вянут,а мир стал мрачен. Зачем, о Тида,мне в обозе сидеть досталось,слушать вялую перебранкуповаров и презренной черни?Клянусь Крестом, я любил владыкуне мене эрлов его и вассалов;бедняк свободный подчас смелееи яростней в битве, чем эрл богатый,потомок поздний владык великих,что раньше Водена здесь царили!Тидвальд
Пустое, Тотта. Придет время,увидишь сам — все не так-то просто.Железо жалит, и меч жестокийкусает больно. Начнется битва —храни Господь тебя, если духомпадешь! Рука щитоносца дрогнет,и выбирай меж стыдом и смертью,а выбор труден! Давай-ка, Тотта,посмотрим... Тьфу! Это пес-язычник.Брось эту погань!Тортхельм
Постой, Тида,перевернем его носом книзу!И не свети сюда! Ух, как страшноглаза его смотрят, полные злобы!Точь-в-точь Грендель при лунном свете!Тидвальд
Да, вид свирепый! Но страх напрасен:он умер, мертвый же дан не страшен.Вот с топором, да живой... Пусть смотрит,сколько захочет, и скалит зубы:чрево ада его пожрало.Подсоби, Тотта!Тортхельм
Гляди-ка, Тида:вот так ножища — не меньше ярдадлинного, в целый ствол обхватом...Тидвальд
Верно! Смолкни ж, главу склонивши:вот владыка!Недолгое молчание.
Или, скорее,то, что осталось нам волей Неба.Ног длиннее в стране не сыщешь.
Тортхельм (распевно)
Вознес главу он венцов превышевладык языческих; сердцем светели чист душою, прямей и твержеклинка стального он слыл, чья доблестьиспытана смелым в кровавой сече;стоил он больше звонкого злата,и равных не было в целом светени в бранном деле, ни в деле мирном;суды его справедливы были,и щедро дары он дарил достойным,как древний владыка из древних песен.Он мир покинул и путь к ПрестолуНебес направил, снискавши славу —блаженный Бьортнот!Тидвальд
Неплохо, Тотта!Словес плетенье усладой служитсраженным скорбью. Но к делу, друже:успеть бы к утру, до погребенья.Тортхельм
Нашел! Вот меч его! Я поклястьсяготов, что он это — золотыебегут узоры по рукояти.Тидвальд
Зачем злодеи его не забрали?Труп весь изрублен, и мало толку,мнится мне, шарить вокруг и подле —эти мерзавцы не шутят шуток,и немногое нам осталось.Тортхельм
Скорбь и слезы! Проклятая погань!Голову отсекли от тела,а тулово, изверги, изрубили!Не битва — бойня!Тидвальд
Ты рвался в битву,а эта, право, ничуть не хужетех, что воспеты в твоих же песнях,где Фрода пал, и повергли Финна.Тогда рыдали так же, как ныне,и в струнах арф отдаются стоны.Нагнись, Тотта! Надобно телоунесть отсюда. Возьмись сзадии поднимай его осторожно.Еще немного... Вот так-то лучше.Медленно движутся прочь.
Тортхельм
Даже мертвый, он будет нам дорог,пусть изрублен, пусть изувечен.Голос Тортхельма опять начинает звучать распевно.
В траур оденьтесь, англы и саксы,от границ моря до границ леса!Пал оплот наш, и плачут жены,огонь пылает, и пышет пламякостром сигнальным. Курган насыпьте,заройте в землю славные кости,сложите доспехи его в могилу,золотой панцирь и меч со шлемом,убор богатый и украшенья —все, чем владел сей вождь величайший,благороднейший из благородных,спорый в помощи, пылкий в дружбе,справедливый отец народа.Славы искал он — и стяжал славу;курган его пребудет зеленым,покуда не дрогнут устои мира,пока существует скорбь на свете,и свет не сгинул, и слышно слово.
Тидвальд
Изрядно спето, сказитель Тотта!Трудился до петухов, должно быть,покуда мудрые мирно дремлют, —без сна лежал, словеса сплетая.Но я бы выспался, будь я Тотта,и дал бы мрачным раздумьям отдых.Мы христиане, хоть крест и тяжек;Бьортнота несем мы — не Беовульфа.Костер ему не пристал погребальный,и не воздвигнут ему кургана,а золото отдадут аббату:пускай оплачут вождя монахии мессу за упокой отслужат!Чернецы ученой латыньюв путь последний его проводят,коль мы домой сумеем добраться —долга дорога, а груз нелегок!