Старая леди протянула руку и пощупала рубашку Тома.
— Но, теперь тебе не жарко, — заявила она. Ей было лестно думать, как ловко ей удалось понять, что рубашка суха; не дав никому понять, что у неё на уме. Однако, Том уже успел сообразить куда ветер дует. Он поспешил сделать следующий ход.
— Мы подставляли головы под насос, моя ещё не до конца высохла. Видите?
Тёте Полли было обидно, что она не заметила такую маленькую косвенную улику и проглядела. Но внезапно её озарило.
— Том, тебе ведь не пришлось распарывать свой воротник, где я зашила, чтобы подставить свою голову под насос, так ведь? Расстегни куртку!
Беспокойство исчезло с лица Тома, и он распахнул куртку. Его воротник был крепко зашит.
— Не утруждайся! Ну, иди, иди к себе. Я была уверена, что ты прогуливал школу и покупался. Ладно, я не сержусь на тебя, Том. Я рассчитываю, что ты образумился. В этот раз.
Ей было наполовину досадно, что она ошиблась, но и приятно, что Том хоть раз оказался хорошим мальчиком.
Но Сид заявил:
— Хорошо, но я не думаю, что вы зашили его воротник белыми нитками. Это были чёрные.
— Да, конечно, я зашила белыми! Том!
Но Том не стал дожидаться последствий. Уходя из комнаты, он сказал:
— Сидди, тебе мало не покажется.
В надёжном месте Том осмотрел две большие иголки, которые были заткнуты за отворот куртки и обмотаны нитками. Одна была с белой ниткой, а другая — с чёрной.
— Она бы и не заметила, если бы не Сид. Чёрт возьми! Иногда она зашивает белой ниткой, иногда и чёрной. Лучше бы она уж шила одной, а то невозможно за этим уследить. Зато я влеплю Сиду за это. Это будет ему уроком!
Он не был примерном мальчиком в деревни. Однако, он хорошо знал такого мальчика и не выносил его.
Спустя две или даже меньше минут, он забыл про свои проблемы. Не потому, что они были менее тяжки и горьки, чем у взрослых, но потому, что в этот момент в нём овладел новый и мощный интерес и вытеснил их из головы. Равно как человеческие неудачи забываются, когда его увлекает что-то новое. Его новым интересом стала драгоценная новинка, свистеть, то, чему его только что научил чернокожий мальчик. Он давно уже хотел поупражняться, чтобы его никто не побеспокоил бы. Мальчишка щебетал как птичка, приятной трелью, для этого нужно было во время свиста прижимать язык к нёбу через короткие интервалы времени. Читатель, вероятно, помнит, как это делать, если он был когда-то мальчишкой. Усердие и внимание помогли ему увенчаться успехом, вскоре он шёл по улице с песней на губах и с душой восхищения. Он чувствовал себя астрономом, который только что открыл новую планету. Но, без сомнения, чувство было преимущественно сильное, глубокое, нежели у первого.
Летние вечера долгие. Было ещё светло. Вдруг Том прекратил свистеть. Незнакомец стоял перед ним. Он был чуть крупнее его. Новое лица любого возраста и пола всегда привлекало внимание жителей бедной старой деревеньки Санкт-Петербурга2. Мальчишка был к тому же хорошо одет, как на праздник. Это было поразительно. Изящная шапка, синяя курточка, застёгнутая на все пуговицы, была новенькой и чистенькой, как и его штанишки. На ногах были ботинки, а сегодня только пятница. У него даже был галстук — из очень пёстрой ленты. У него был вид городского мальчишки, это взбесило Тома. Чем дольше Том смотрел на это великолепное чудо, тем выше задирал свой нос при виде его наряда и тем более жалким казался ему свой. Оба молчали. Если один делал шаг, то другой тоже, но только в сторону, по кругу. Они пристально смотрели друг другу в глаза всё это время. Но Том наконец произнёс:
— Я тебя поколочу!
— Хотел бы я посмотреть на это.
— Я могу легко это сделать.
— Ты не сможешь.
— А, вот и смогу.
— Не сможешь.
— А, вот и смогу.
— Не сможешь.
— Смогу!
— Не сможешь!
Неловкое молчание. Затем Том спросил:
— Как тебя зовут?
— Не твоего ума дело.
— Захочу будет моё.
— Хорошо, покажи. Ну же?
— Поговоришь так ещё, увидишь.
— Говорю, говорю, говорю. Ну что же?
— Ой, да ты у нас, я вижу, умный. Правда? Я одной рукой тебя уберу, если захочу.
— Ну так давай. Ты же сказал, что хочешь.
— Я и сделаю, если ты вздумаешь дурить меня.
— О, да! Видал я уже таких.
— Самый умный? Ты думаешь, если ты такая важная птица, то всё? Ой, какая шляпка!
— Ты можешь потрогать её, если так нравится. Попробуй сбить её с моей головы — тогда узнаешь.
— Врёшь!
— Сам врёшь!
— Куда уж тебе драться, ты — трус.
— Ну и проваливай!
— Если ты ещё поговоришь, то я расшибу об тебя камень.