Тургун всё обнимал щенка, целовал его. Турткоз тоже не остался в долгу — облизал мальчику всё лицо. Но вот он нетерпеливо взвизгнул, посмотрел на дверь веранды. Он ждал, что в ней появится хозяйка. Тургун перехватил его взгляд.
— Мамы нет, — сказал он, помрачнев. — Она ушла из дома, к своим родителям… Бросила нас…
Из глаз мальчика опять полились слёзы, он крепче прижал щенка к себе.
— И всё из-за тебя, глупенький. Ты вот убежал, а попало за это нам с мамой. От отца. Они с мамой сильно поссорились, вот она и ушла к своим родителям…
Турткоз виновато опустил голову.
— Ладно, не переживай! — воскликнул вдруг Тургун. — Ты вернулся — и всё теперь будет хорошо. Отец больше не будет сердиться. Подожди меня здесь, я пойду к маме, скажу, что ты вернулся.
Тургун исчез за калиткой, а щенок устало опустился на брюхо, положил голову на вытянутые вперёд лапы, вздохнул, закрыл глаза. Никуда он больше не убежит. Ему уж, видно, суждено жить в этом доме. Лишь бы больше не сажали на верёвку, как паршивую овцу. И он тогда до конца своих дней будет верой и правдой служить своим новым хозяевам…
Но мясник рассудил иначе. Вечером того же дня он надел на Турткоза новенький ошейник и к нему приладил железную цепь. Щенок опять оказался в неволе. Его снова приковали к ненавистному железному колу. И Турткоз затосковал с новой силой. По родному кишлаку, по высоким синим горам, по зелёным пастбищам. Опять ему начали сниться мама Алапар и краснощёкий весёлый Карабай. Увидится ли он когда-нибудь с ними? Суждено ли ему сторожить отары на яйлау, преследовать злобных волков? Удастся ли когда-нибудь вдоволь набегаться по цветущему пахучему лугу, ощутить себя сильным и вольным?
Вот с какими мыслями Турткоз встречал рассветы и провожал дни.
Прошли лето и осень. Похолодало, повалил снег.
Минувшей ночью Турткозу опять приснился Карабай. Будто бы они вдвоём сидят в горах, на берегу родника Карабула́ка, который, пробиваясь из-под корней дикой орешины, просачивается между замшелых валунов и камней, прокладывает себе дорогу и струится вниз.
Турткоз лежит у самого родника. Глядит в его прозрачную гладь. Видит щенка, который внимательно следит за ним. Мало того, что этот нахал так подозрительно уставился на него, он ещё угрожающе скалится. Обозлённый Турткоз начинает лаять на щенка. Тот, нисколечко не испугавшись, отвечает ему тем же. Турткоз ещё пуще выходит из себя. А тут Карабай вдруг заливается смехом.
«Ну и дурачок же ты, Турткоз, сам на себя лаешь! Это же в воде твоё отражение, зачем же ты лаешь на самого себя?»
Уж сколько прошло, а увидел сон и будто опять побывал у Карабулака. И в ушах всё ещё звучит смех Карабая.
Турткоз выглянул из конуры. Снег пошёл сильнее, большими, пушистыми хлопьями. Холодно. Щенок поджал хвост, съёжился, закрыл глаза. Вот бы сейчас проверить, загнали ли овец в овчарню, где им тепло и уютно, и они стоят, тесно сбившись… Конечно же, овцы давно в овчарне, а мама Ала-пар, как всегда, лежит в стоге сена. И, быть может, тоже видит сны. И снится ей Турткоз…
Хозяйка, мама Тургуна, принесла и молча поставила перед Турткозом миску супа. С тех пор, как похолодало, Турткоза стали кормить чаще. И всегда чем-нибудь вкусным — потрохами, свежим мясом. Но хорошая, сытная еда не радовала пса. Он чувствовал, что неспроста всё это, что лакомства могут ещё выйти ему боком.
Стемнело. Всё вокруг сверкает под снегом, а с неба летят белые, мохнатые хлопья. Корявые ветви тала, растущего напротив конуры, подгибаются под тяжестью снежной шубы и по-старчески кряхтят — поскрипывают.
Из ярко освещённого дома вдруг вышел мясник — на ступеньки веранды упала слепящая полоса света. Мясник тяжело зашагал к конуре. Даже в темноте было хорошо видно, какое у него красное лицо. Так и сияет, как фонарь. Одет в шелестящий шёлком чапан, обвязан двумя яркими поясными платками, грудь распахнута, дышит паром, и от одежды даже пахнет жареным мясом.
Вот мясник снял с колышка цепь, выволок Турткоза из конуры. Потом неожиданно схватил его за ноги, опрокинул на спину и давай валять в снегу. Удивлённый пёс и не подумал даже сопротивляться. Ведь здоровый, взрослый человек, а что делает? Играет, как малое дитя! Уж если очень ему хочется поиграть, придумал бы что-нибудь другое. Снег-то холодный, забивается в шерсть, тает на теле, а ему, Турткозу, ещё всю ночь лежать во дворе, в конуре без дверей…