Пока что при дворе болтали, будто кунг и наследный принц устроили знатный разгул в одном из портовых весёлых домов и теперь не смеют показаться на глаза правителю. Ладно бы позвали женщин, содержавшихся для услаждения при дворе, так нет же — отправились в самое скверное и дешёвое заведение! Правитель, раздавленный позором, не желал слышать о молодых развратниках и даже не находил в себе сил излить душу ни своему лекарю, ни заботливой принцессе Камилле.
Принцессу лекарь видел почти каждый день и всякий раз ловил её цепкий взгляд. Встреч с ним она больше не искала: то ли не доверяла, видя его близость к порфирогенету, то ли боялась рисковать.
Март опасался напрямую расспрашивать о принцессе, но кое-что узнать удалось. Любимая и ныне единственная дочь императора, — остальные не дожили до совершеннолетия, — прибыла в Силлион на праздник урожая и помолвлена с наследным принцем Карталиксом. Март трижды переспросил, но сведения о помолвке, похоже, были верными. Можно было только гадать, какие отношения были в этом треугольнике и до какой степени Сигверт намеревался пользоваться расположением принцессы. С одной стороны, дочь императора — сильный союзник, с другой — Сигверт уже пользовался доверием силлионского наследника, и ни к чему хорошему это не привело.
Терпение Марта было вознаграждено спустя неделю с его появления во дворце. Порфирогенет, с утра пребывавший в хорошем расположении духа, призвал лекаря к себе, выгнал слуг и спросил:
— Скажи, лекарь с юга, ты умеешь хранить тайны?
Март с достоинством кивнул.
— Я так и думал. Я намерен поручить тебе одно важное дело. В дворцовой темнице содержатся двое пленников, и меня беспокоит, как тамошний воздух отражается на их здоровье.
— Я восемь лет был тюремным лекарем. Я умею исцелять тюремные недуги. Но ещё раньше освоил искусство становиться немым, глухим и слепым.
— Очень хорошо! Возьми моё кольцо и отправляйся к смотрителю темниц. Потребуешь провести тебя к моим пленникам. Он знает, о ком идёт речь. Выясни, здоровы ли они, и сразу возвращайся. Жду от тебя подробного рассказа, ни одно слово из которого не должно достигнуть чужих ушей!
Смотритель темниц почтительно поклонился кольцу, что показал ему Март, и повёл лекаря особым путём, на ходу давая ему указания:
— Пленники содержатся в строжайшей тайне. Еду и прочее им носят мои собственные охранники. Мы зайдём за ними по пути, чтобы ваша безопасность…
Он подавился последними словами и отшатнулся от короткого орзорумского кинжала, смотревшего ему под рёбра.
— Я восемь лет был тюремным лекарем, — повторил Март, убирая нож, — и имел дело с самым разным сбродом. Я не нуждаюсь в охране. А в моём нынешнем деле лишние свидетели и вовсе ни к чему. Прошу прощения, если напугал.
— Вовсе нет. Но, должен признаться, вышло… ловко… И много вам доводилось убивать?
— Зачем убивать? Можно ударить так, что человек не сможет пошевелиться, но будет всё чувствовать. Можно заставить его медленно истекать кровью. Да мало ли что ещё можно придумать…
Смотритель с уважением посмотрел на Марта и повёл его напрямую к темницам.
Здесь стены были сложены простым нетёсаным камнем, а масло в простых светильниках коптило, оставляя на светлом мраморе длинные чёрные языки. Пахло сыростью, человеческой кровью и нечистотами, и этот запах радовал сердце тюремного лекаря и обострял чувства. Отпирались и запирались бесчисленные двери: крепкие, дубовые, обитые железом. Наконец со скрипом повернулся на петлях последний дубовый щит.
Судя по распахнутым настежь дверям, в этом проходе пустовали все камеры, кроме ближайшей и последней. Смотритель распахнул перед лекарем первую и сделал приглашающий жест.
Сквозь небольшое окошко, прорубленное под потолком камеры, пробивался утренний свет. В его лучах Март сразу увидел пленника — молодого мужчину лет двадцати. Если бы с облика порфирогенета можно было смыть отпечаток пресыщенности и злобы, вероятно, у него было бы такое же лицо: спокойное, с правильными и чуть резковатыми чертами.
Он не удостоил лекаря взглядом. Март без церемоний сунул ему под нос подаренный Сигвертом браслет, юноша поднял голову, и в его глазах засветилось столько доверия и надежды, что лекарь сразу поставил на нём крест. С такими глазами не добиться успеха ни в придворных интригах, ни в боях.
— Принц Карталикс? — спросил Март одними губами.
Тот кивнул и указал глазами на браслет, вопросительно подняв брови. Март успокаивающе кивнул и громко сказал:
— Мне нужно два ковша чистой воды.
Смотритель удалился, и Март быстро перекинулся с принцем парой фраз. Тот рассказал, что его схватили ночью, в спальне. Содержат хорошо, кормят сносно. Кто его выдал и что с ним будет — не знает. О Сигверте тоже ничего не знает и очень волнуется. Беспокоится и за принцессу Камиллу — не попала ли и она под горячую руку? Март, как мог, успокоил его.
Принесли воды. Март не спеша вымыл руки и попросил принца снять рубаху. Судя по отсутствию следов побоев и истощения, с юношей обращались и вправду неплохо. Несколько старых шрамов, едва заметные следы сросшегося перелома, а в остальном — здоровый молодой мужчина, страдающий лишь от беспокойства и малоподвижности. Лекарь ободряюще кивнул ему на прощание.
— Как уверенно вы с ним обращались, — восхитился смотритель. — Второй для вас полностью безопасен — его держат в кандалах. Принести ещё воды?
Март кивнул и вошёл в последнюю камеру.
— Я было сперва решил, что ты тоже пленник, — негромко рассмеялся Сигверт.
— Я не лишился остатков разума, в отличие от некоторых, — проворчал Март. Опустился рядом с кунгом, задрал ему рубаху, полюбовался едва заметными метками, оставшимися от лаконских шрамов и ожогов, и ощупал чуткими пальцами бока. — Как-то слабо тебе в этот раз досталось. Даже рёбра не поломали. Скучно.
— Пальцем не тронули. Руки только стёр… Ты Карта видел?
— Кого?
— Наследника. Принца Карталикса.
— Видел, видел. Скучает в двадцати шагах от тебя. Здоров, но беспокоится о тебе. М-да, это что надо было делать, чтобы так руки стереть? Раскачивался на кандалах, что ли? Кстати. Привет тебе от принцессы Камиллы, — небрежно заметил Март и полез в сумку. Не спеша перебрал бутылки. Переложил с места на место бинты, наблюдая исподлобья, как кунг глядит на него в упор и даже губу прикусил от нетерпения.
— Так что принцесса Камилла? — не выдержал Сигверт и сразу же зашипел от боли: Март щедро плеснул на стёртые запястья маревником, настоянном на крепком вине.
— Джейран безрогий, драчливый верблюд, нехолощёный баран! Как тебя угораздило втрескаться, имея по девке в каждом трактире? Я думал, хоть у тебя достанет ума… а, что говорить! Слушай же: она вцепилась в твою побрякушку, как кошка, и не успокоилась, пока я не пообещал ей найти тебя. Твоя никчемная жизнь ей дороже всего дворца вместе с правителем и его наследником.
Сигверт улыбнулся с неприкрытым торжеством, через боль, и лекарь скривился. Ещё бы плеснул обжигающей настойки, да нельзя — кожа слезет. Помянул сквозь зубы добрый обычай холостить молодых жеребцов и занялся руками кунга уже как следует.
— Что такого умеет принцесса, что ты потерял из-за неё голову?
— Женюсь — узнаю, — ухмыльнулся Сигверт. — Неприступная, хуже Лаконской крепости… Сказала — сперва добудь Силлиону хорошего правителя, а себе славу…
— Вот и натерпишься из-за неё, как в крепости, — мрачно предрёк Март. — Тебе не мешает, что принцесса помолвлена с тем, кому ты собирался добывать престол?
— Он к ней и подойти боится! Нет, эта женщина не для Карта, и он только рад избавиться от помолвки.
— И не для тебя, пока ты не равен ей по рождению.
— Если Карт получит престол и даст мне достойное звание…
— Забудь о принцессе и престоле! Я-то думал, ты ищёшь славы, а ты потерял голову из-за рыжих кудрей! Расскажи хоть, как попался?
Рассказ Сигверта подтвердил подозрения Марта: полученное на стоянке письмо оказалось поддельным, и в условленном месте кунга окружили два десятка стражников. Повязали быстро и на удивление бережно, хотя он защищался в полную силу. Не допрашивали, не пытали, разве что в кандалы заковали. В общем, жаловаться не на что, кормят хорошо, и общество самое изысканное: дважды в день еду приносит глухонемой безумец в сопровождении тюремного смотрителя и двух охранников.