Густой бас повелителя разносился из-за дубовой двери, повергая в трепет придворных и слуг. Ох и проклинали они, верно, нового лекаря! Лежал себе правитель на диване, страдал от своих недугов, а нынче дела поворачиваются так, что, того и гляди, половина двора избавится от любых хворей навсегда.
Март нимало не заблуждался относительно того, что рано или поздно подозрительный нрав правителя укажет ему на предательство и с его, мартовой стороны, однако до этого времени он надеялся покинуть дворец. Да что там — не остался бы здесь лишнего часа, будь хоть сколь-нибудь ясна участь пленников. Не раз и не два Март боролся с искушением подлить в целебный сбор одной тайной настойки, но всякий раз останавливался. Порфирогенет наверняка сделал особые распоряжения на случай своей внезапной кончины… Неожиданный конец мог только осложнить дело.
Вновь он зашёл к порфирогенету только перед сном. В это время заглядывала и Камилла — пожелать правителю доброй ночи. Обычно, пока они обменивались любезностями, Март смешивал сонный сбор. Но в этот раз, едва слуги предупредили о приближении принцессы, правитель велел Марту убраться со своим лекарским скарбом в тёмный угол. Сегодня он беседовал с Камиллой дольше обычного. А когда принцесса наконец попрощалась и пошла к двери, обдал девушку жарким и жадным взглядом.
Март аж сбился и ссыпал в ступку разом полгорсти семян. Отчего, отчего люди так тщательно выбирают, с кем случить лошадь или собаку, но забывают поглядеть в зеркало, прежде чем сходиться между собой?
Камилла — как натянутая струна, дикая кобылица, огонь, бьющийся в фонаре. Среди соплеменников Марта часто рождались рыжеволосые и зеленоглазые, и всегда у них была светлая и нежная кожа, сквозь которую просвечивали синие веточки жилок. У Камиллы же иная, огненная красота. Кожа отливает тёплым и золотистым, в глазах играют солнечные блики, ресницы и брови словно вытянуты из тончайшей бронзовой проволоки. Она двигается быстро и порывисто, на её изящных руках звенят браслеты, крепкий стан опоясывает огонь самоцветов, а из-под головной повязки упорно выбиваются непокорные медноцветные кудри. Даже имя, которое она носит, звучит как колокольчик. Сигверт зовёт любимую на аранский манер, чуть утяжеляя «м», и звонкое имя начинает гудеть как городской набат. Её низкий голос — как горный мёд, горький, тягучий, пьянящий, а когда она пытается сдерживать чувства, он дрожит, как раскалённый воздух над пустыней, рождающий губительные для путника миражи.
Такова и должна быть истинная дочь толнедрийского народа, ныне владеющего половиной мира. Породистое существо, плод многовекового смешения лучших кровей. И, боги, как они похожи с Сигвертом! Никому и в голову не придёт счесть их сородичами, но эти золотые искры в глазах, упрямая воля и, главное, страстный и непокорный нрав роднят их лучше любого внешнего сходства. Вот у кого не задержались бы дети! И родились бы легко, и росли бы крепкими, а матери не пришлось бы платить за деторождение здоровьем и красотой.
Март даже замотал головой, отгоняя морок.
А Камилла, уже стоя в распахнутом слугами дверном проёме, вдруг оглянулась и встретилась глазами с правителем. Тот не успел или не сумел отвести взор и продолжал бесстыдно оглядывать её спину — от медных завитков на шее до места, где тяжёлая парча, колыхнувшись вокруг бёдер, скупо обрисовала восхитительные выпуклости.
Морок, посетивший Марта, растаял как туман поутру. С лёгкой улыбкой принцесса опустила бронзовые ресницы и послала в ответ озорной и многообещающий взгляд. В следующий миг она уже исчезла в проёме, сверкнув золотом и разноцветными огнями, слуги затворили тяжёлые двери, а пламя в светильниках дёрнулось следом, будто тоже поддалось любовному зову.
Женщина. Что её винить. Распутство у них в крови.
После завтрака за Мартом пришли из башни с известием, что один из пленников поранился. Оказалось, Сигверт умудрился порезать руку книжной застёжкой. Застёжка была старая, тронутая ржавчиной, а царапина — глубокой. Понятно, отчего позвали главного лекаря. Март промыл царапину чистой водой и залил верным маревником. Потом Карталикс пожаловался на кашель. Март осмотрел и его, послушал глубокое и ровное дыхание и посоветовал поменьше сидеть над старыми картами. Затем у Сигверта развязалась повязка, Март снова закрепил лёгкую ткань, и, пока он крутил узлы, кунг прошептал:
— Послезавтра. Попросись с нами до Вышелея и жди в «Винограде».
Вышелей — один из бесчисленных прибрежных городков, вспомнил Март. Затянул последний узел на повязке и принялся собирать сумку. Оставил для Карталикса траву, очищающую лёгкие, и настойку, улучшающую сон. Наказал Сигверту дать знать, если рана будет гноиться. Послезавтра. Послезавтра…
Перед сном к лекарю забежал один из слуг — принёс бутылку маревника. Оказалось, Март забыл её в книгохранилище. Совсем потерял голову за последние дни. Глядишь, перепутает склянки и уморит кого-нибудь из подопечных не лучше неучей-коновалов! А всё оттого, что ждал от влюблённого Сигверта новых глупостей. Сам лекарь с юных лет сторонился женщин и вновь убедился, что не зря одевал своё сердце в глухую броню. Послезавтра они покинут дворец, и тогда уж Март найдёт способ известить кунга, что тот отдал своё сердце распутнице. Пусть утешается с другими, которые честно берут за наслаждения серебром, а не требуют невозможных побед.
Правитель отпустил Марта без проволочек, стоило только заикнуться о необходимости пополнить запас снадобий. А раз нужными травами торговали только в Вышелее, разумно идти туда под защитой войска. Обратно же он вернётся с пустым кошелём, и вполне хватит двух охранников, да и те пойдут с придворным лекарем больше для почёта. Пересыпая в вышитые мешочки целебные сборы, которые порфирогенет будет пить в его отсутствие, Март не удержался и приложил ещё бутылочку сварской настойки. Верное средство от мужской вялости, стоит только развести каплю в кубке чистой воды.
С ночи на площади перед дворцом собрались полторы сотни конных воинов и пять десятков лучников. Всего две сотни из придворного войска. Порфирогенет не позволил взять с собой ни верингов, ни арантов. Разумное решение: ведь в Тёмных Землях придётся пробираться горными тропами и нести с собой и еду, и воду. Большое войско там только помеха.
В свете факелов Март приметил Сигверта и Карталикса, обоих уже в седлах. Принц — в своём богатом доспехе, Сигверт — в простой кольчуге. Похоже, взял первую, что оказалась по размеру, словно не желая искать замену родовой броне, что так и осталась в Белой Кости. Впрочем, солнечный меч был при нём — Март приметил знакомую когтистую рукоять и счёл это добрым знаком. Кунг то и дело нетерпеливо окидывал глазами площадь, окна и башни дворца. Напрасно.
Вместо Камиллы явился дворцовый стражник, ведущий за собой двух воинов из личной охраны принцессы. Рослые толнедрийцы в полном воинском облачении, закованные в металл с ног до головы, напоминали ожившие изваяния. Срок их службы истёк, и они возвращались на родину одной дорогой с войском. Сигверт с досадой отвернулся, в последний раз обшарил глазами тёмную громаду дворца и махнул рукой глашатаям. Затрубили сбор. Войска зашевелились, разворачивая походный строй.
Лекарская повозка привычно закачалась и затряслась на мощёной мостовой. Свет факела выхватил из бледнеющих сумерек очертания ворот, и повозка вслед за войском выехала в город. Первый же глоток утреннего воздуха заставил Марта вдохнуть полной грудью, прикрыв глаза. Сквозь привычный аромат трав пробивался тёплый запах лошадей, кожаной сбруи и колёсной смазки.
Запах дороги, запах новых приключений.
Прощай, Силлион!
Часть III