Уэнсдей стоит внизу. В том месте, где ее гарантированно должны сбить. Все катились мимо. В миллиметре проносились, смеялись, повизгивали. Такой особенный звук – смесь страха и счастья.
Она хотела сказать. Она пыталась. Но губы упрямо складывались в улыбку – это все, что Уэнсдей могла. И только она видела, как за горкой медленно вспухает склон. Как рассыпается флигель Академии Севера, как падает дерево у входа и разбивается, будто из стекла. Уэнсдей не видит чудовища, но чувствует: вот-вот из-под снега покажется пасть с круглыми зубами.
Мимо скатился Громов на своем «Севере». Вдруг у Уэнсдей получилось перестать улыбаться, и она заговорила – так, как умела только она. Почти шепотом, но чтобы услышал каждый. Всегда получалось – только не сейчас. Аэросани проехали мимо со скоростью инвалидной коляски. Только Корнелий Иванович все равно ничего не слышал. Никто не слышал. Громов улыбался. Это даже немного пугало. У Громова были довольно большие клыки. Уэнсдей проснулась.
Завтрак ничем не отличался от ужина. Разве что консервы открывались быстрее. На обед Громов пообещал бульон. Наверное, где-то в санях завалялась пара упаковок для приготовления горячего и жидкого. Уэнсдей пыталась рассмотреть челюсти Корнелия Ивановича: это у него только во сне такие клыки или на самом деле? Карина грустила.
Антон не мог оторваться от телефона. Его ночевка не дома подействовала на родителей и друзей. Утро славы. Первая эсэмэска пришла в ночи. От лучшего друга – Тёмы Власова. «И как она?» Все, что Каверин мог сформулировать: она была.
Корнелий Иванович решил провести экскурсию по местным достопримечательностям. Антон тоже пошел. Чтобы вот это «она была» – продолжалось.
Уэнсдей шагала чуть впереди всей процессии, ей надо было проверить одну вещь.
Они как раз дошли до знакомого ей по ночной вылазке пенька, когда привычный рев обозначил: все хорошо, со вчера мало что поменялось.
– Давайте так. Мы были в подземелье академии. Что это такое там вообще? – Уэнсдей убедилась, что тушенка на пеньке не обнаружена, и мысленно пообещала себе, что вернется с кормежкой снова. – И. Кто? Это? Ревет?
– Туунбак.
Вероятно, Корнелию Ивановичу показалось, что он произнес какое-то понятное слово.
– Еще раз? Туунбак? Это, вообще, что?
– Пойдемте, тут рядом классная горка, у нас по выходным там весь город. А потом буквально пара километров, и вы сможете насладиться главным чудом Мги – Малым водопадом. Кстати, сегодня же выходной! – Корнелий Иванович широко улыбнулся.
Клыки оказались нормальными. Если только они не умели выдвигаться.
При упоминании горки Уэнсдей стало по-настоящему нехорошо.
Громов упорно шел вперед. Постепенно становилось понятно, почему сегодня они без «Севера». Проходимость у Корнелия Ивановича не хуже, а между деревьями он протиснуться может. Довольно странно, что к месту отдыха всего города ведет узкая тропинка. Вероятно, она входит в пакет развлечений.
Уэнсдей остановилась. На горку ей идти не хотелось.
– М2, сделай.
Марк выдохнул и сделал. Марк Мрак сделал одну из двух вещей, которые он умел. Шорох. Будто кто-то развернул огромную шоколадку. Солнце выключилось. Уже никто никуда не шел. Просто не сделать ни шагу в вязкой тьме. Во мраке. Корнелий Иванович пытался. Как заводная игрушка, уткнувшаяся в стенку. Недолго.
– Не получится, – озвучила Уэнсдей. – Если Марк такое выкидывает – никто никуда не идет, пока он не перехочет. Ну?
– Вы к нам не по обмену. – Громов расстроился. – Тут рядом есть кафе, давайте туда. Я все расскажу, что знаю. И кто вы вообще такие?
Корнелий Иванович попытался ущипнуть стену мрака. Наверное, показалось, но та дернулась.
– Марк? – Тьма развеялась. – Тут точно рядом?
Уэнсдей не очень любила ходить на длинные дистанции. Она не уставала. Просто ее мучило, что вот она идет, и время тоже. А ведь можно было бы просто оказаться там, где надо.
Вероятно, для Мги это было кафе. Стульев тут не предвиделось. За столы – спасибо. За оба. И за то, что дверь закрывалась. Это не согревало, но хотя бы ветра не было. Вывеска – жестяная табличка размером два метра на метр – висела внутри. Видно, чтобы метель не унесла. Название читалось легко. «Туунбак». Конечно. Художник, казалось, тоже не знал, что означает это слово, поэтому порезвился: судя по количеству конечностей, туунбак был пауком, но голова медведя и рыбий хвост заставляли задуматься о непростых буднях секретной генетической лаборатории.