Но тут на князя обрушился новый удар, окончательно погубивший все его надежды. После гибели корабля в нашей колонии осталось восемь человек, кроме миссионеров и нас самих; и вот князь, оставив дома только старого слугу моего отца, решил отправить остальных за покупкой скота, в котором мы по-прежнему нуждались.
Они отправились — и не вернулись. По всей вероятности, они были убиты индейцами-апачами, но возможно и то, что утомленные нашим простым и однообразным образом жизни, они предпочли остаться в мексиканских городах.
Эта вторая катастрофа разрушила все планы князя. До сих пор работы на ферме велись индейскими женщинами и молодыми людьми под руководством белых, и хотя занятия этого рода были не по душе индейцам, но князь надеялся, что мало-помалу они освоятся с ними и примутся возделывать землю для себя самих. Раньше, до нашего прибытия, зима всегда была временем тяжелых лишений для той части индейцев, которой не особенно везло на охоте; теперь же картофель, маис и другие продукты имелись в изобилии, по крайней мере для тех, которые жили по соседству с колонией. Можно было рассчитывать, что выгода такого положения вещей пересилит неохоту к земледельческому труду. Но теперь, когда мы потеряли всех белых работников, эта надежда лопнула: мы скоро убедились, что индейцы решительно уклоняются от работы.
Огорченные этой неудачей, князь и мой отец решили обратиться ко всему племени и попытаться убедить его, что оно будет гораздо счастливее, если займется земледелием. Был устроен пир, приглашены вожди, трубка мира обошла собрание; а затем князь встал и обратился к вождям с речью. Так как я незадолго до того был признан вождем и воином, то, разумеется, присутствовал на собрании. Князь сказал:
— Хотите ли вы стать самым могущественным народом Запада? Конечно, хотите. Если так, то вам следует искать помощи у земли, вашей матери. Правда, ваши прерии изобилуют дичью, но сквау и дети не могут следовать за вами по охотничьей тропе.
Разве кровы, боннаксы, Плоские Головы и умбиквисы не голодают зимой? У них нет буйволов и мало дичи. Что же им есть? Отощалую лошадь, редко медведя да вонючее мясо выдры или бобра, которых им удается случайно поймать.
Не было ли бы для них счастьем обменивать свои меха на маис, табак и сушеную рыбу шошонов? Теперь они продают свои меха янки, но янки не привозят им пищи. Плоские Головы получают от торговцев огненную воду и одеяла, но берут их только потому, что больше нечего взять.
Если бы у шошонов были маис и табак для обмена на меха, они разбогатели бы. Они могли бы получить лучшие седла из Мехико, лучшие ружья от янки, лучшие томагавки и одеяла от канадцев. Кто мог бы тогда сопротивляться шошонам? Стоило бы им выйти на охоту, и другие племена очищали бы для них лесную тропу и вырывали бы руками траву на их степной тропе. Я сказал.
Все индейцы признали эту речь хорошей и полной мудрости, но были слишком горды, чтобы отвечать. Один старый вождь ответил за все племя:
— Нанава Асита — великий вождь: он храбр! Маниту говорит ласково его ушам, открывает ему тайну, которая делает сердце воина смелым или робким; но Нанава бледнолицый, его кровь — чуждая кровь, хотя сердце его всегда с его краснокожими братьями. Только белый Маниту говорит с ним, но как может белый Маниту знать натуру индейцев? Он не создавал их; он не призывает их к себе; он ничего не дает им; он оставляет их бедными и несчастными; он все отдает бледнолицым.
Конечно, он должен так делать. Пантера не станет кормить детенышей лани, и сокол не станет высиживать яйца голубки. Такова жизнь, таков порядок, такова природа. Маис хорош; табак хорош, он веселит сердце старика, когда его угнетает скорбь; табак подарок вождей вождям. Калюмет говорит о войне и смерти; он же говорит о мире и дружбе. Маниту создал табак для человека — он хорош.
Но табак и маис нужно добывать из земли; их нужно ждать много лун, за ними нужно ходить, как за детьми. Эта работа годится только для сквау и рабов. Шошоны — воины и свободные люди; если они станут рыться в земле, их зрение ослабеет, и враги их станут называть их кротами и барсуками.
Неужели справедливый Нанава желает, чтобы шошоны стали посмешищем в глазах кровов или наездников юга? Нет, он сражался вместе с ними, прежде чем уехал посмотреть, целы ли кости его отцов; а со времени своего возвращения разве не дает он им ружья и порох, и большие сети для ловли лососей, и железо, чтобы их стрелы были страшны для буйволов и умбиквисов?
Нанава говорит хорошо, потому что он любит своих детей, но дух, который внушает ему речи, бледнолицый дух; он не может заглянуть ни под кожу красного воина — она слишком плотна, ни в его кровь — она слишком темна.