— Неужели Карай Пуку покинет нас как раз тогда, когда поблизости объявился Меченый? — грустно спросил Митапиру.
— Я не покидаю вас, — отвечал охотник. — Там, на другом берегу реки, удобнее приготовиться к встрече с ягуаром. Калера[1] Марсал находится на холме, и оттуда видно далеко вокруг. Оттуда можно видеть и ваше селение. Разожгите сегодня ночью большой костер, Митапиру. Скажи вождю, пусть он, касик Кира, позаботится об этом. И посматривайте за Феросом! Он может, беспокоясь за меня, перегрызть веревки и убежать. Вы должны его обязательно вылечить.
Индейцы внимательно слушали его.
— Тебе самому, о Карай Пуку, нужно лечение, — заявил Митапиру.
Охотник улыбнулся.
— Пусть меня лечат апиностлемы, ваши колдуны, не так ли? Они меня вылечат своими танцами, да? — Он пренебрежительно- махнул рукой. — Я думал, что Митапиру во всем доверяет Карай Пуку, а оказывается, ты сомневаешься во мне. Лихорадка это не болезнь. Это только слабость тела[2]. Она продолжается несколько дней, а потом проходит. Иди, Митапиру, и передай касику Кира мое поручение: пусть распорядится, чтобы зажгли большой костер, и пусть соблюдает осторожность. Меченый будет кружиться вокруг селения, а потом попытается переплыть реку. Вы проводите меня до берега и перевезите на другую сторону. Об остальном я позабочусь сам.
Разговор этот велся на языке гуарани, который служит обычным средством общения между белыми и индейцами в этой части Южной Америки.
Белый, которого на этом языке звали Карай Пуку, то есть Высокий Охотник, некоторое время лежал, набираясь сил, а потом поднялся и, поддерживаемый двумя индейцами, направился к реке. Индейцы повезли его на другой берег в калеру Марсал, а Митапиру поспешил в селение ангаитов, чтобы исполнить его поручение.
ГЛАВА 2
КАЛЕРА МАРСАЛ
Калера Марсал действительно была центральной частью этой местности. Она находилась на высоком берегу, нависшем над рекой, и с нее, как с высокой башни, было видно далеко вокруг. На другом берегу реки, на Краю Гран-Чако, лежало селение индейцев-ангаитов и вождем у них был касик Кира.
Управляющим известняковых карьеров был добродушный и ленивый итальянец дон Хосе; вместе с ним жили его жена Долорес и дети; большинство рабочих были итальянцы-переселенцы, остальные рабочие были парагвайцами, кроме одного, метиса Хоакина, который пришел сюда из других мест и никогда не рассказывал о своем прошлом. Но Хоакин был хороший рабочий, и никто не пытался расспрашивать его.
Охотник, которого привезли сюда ангаиты, не впервые был здесь гостем. Все хорошо его знали и все не могли понять, зачем он бродит в этих опасных местах, чего ищет и чего хочет. Но все знали, что индейцы относятся к нему очень приветливо, а он сам хорошо знает не только их язык, но и обычаи.
Лучше всего относились к нему дети дона Хосе: старший — Джакомо и младшая — Джусепита. Оба они никогда не задумывались над тем, что здесь делает охотник и чего хочет; они знали, что как только у него бывает время, он рассказывает им сказки, которых он знал множество. Они звали его «дяденька индеец», хотя он и был белый, потому что он всегда рассказывал им об индейцах и очень их хвалил.
Совсем иначе относились к нему рабочие карьеров. Они с любопытством следили за тем, как он, мучимый жестокой лихорадкой, лечил себя отварами трав. Они не понимали, что он делает в этих краях, которые так гибельны для его здоровья. Что ему нужно? Хочет убить ягуара? Но ведь ягуары не опасны для людей. Ведь даже ребенок знает, что ягуар остерегается людей, что он никогда не нападает на человека.
Но дон Хосе все-таки приказал, по совету охотника, разжечь большой костер, который горел всю ночь. На другом берегу, в индейском селенье, тоже горел костер.
Рабочим карьеров огонь совсем не мешал. Наоборот, вечером все собрались вокруг него и долго беседовали.
Потом, улегшись вокруг костра, заснули прямо под открытым небом, потому что ночи в Гран-Чако теплые.
Но охотник сидел у костра не только ночью, но и днем. Лихорадка почти прошла, и Карай знал, что через несколько дней он будет совсем здоров. Он грелся у огня и вслушивался в разговоры.
— Чего стоите вы, люди севера? — говорил один из рабочих, Джованни, прикуривая от горящей ветки свою глиняную трубку. Он осуждающе смотрел на черную тень, которую отбрасывало тело охотника.
— Вы слабы, немощны, — продолжал он. — Вы как сухие листья. Порыв ветра может унести вас. Десяток москитов высосут из вас всю кровь, и тогда конец. Сколько времени ты пробыл там, на другом берегу? Три-четыре месяца, и вернулся похудевший, кожа да кости, сухой, как былинка, потерявший всю силу…
2
Причины тропических лихорадок тогда были еще неизвестны. Сейчас мы знаем, что это не только слабость тела, но и некоторая разновидность малярии.