Можно было бы и самому вздремнуть…
Да’с, насчёт того, чтобы покемарить в гостиной, я подумал да отставил это желание. Взгляд упёрся в комп, сиротливо стоящий за шкафом. Сопли кабелей, что высовывались из-за шкафа, напомнили о необходимости поддерживать уставной порядок. Любопытство взяло верх. Что кому за дело, что у меня болело?! А что болело у моего коллеги? Подсоединение к родному монитору заняло считанные минуты.
«Ну’с, что сказать? Солидный переводчик. Работал с бандитами, пардон, олигархами», — к такому выводу я пришёл через полчаса работы, то бишь, беглого просмотра документов и текстов. — «Мне с ним детей не крестить. Хотя, о человеке надо судить, прежде всего, по книгам, что он читает. Скажи, светик, что читаешь?» Нашёл фолдер «чтиво». Раскрыл. Ба-а, какая пошлятина! В том фолдере был ещё фолдер, названный «Untitled». Судя по пошлятине, что узрел, можно биться об заклад с самим собой, что сей фолдер скрывает порнуху. Открыл его — и, фигурально говоря, завис. Что за лох этот переводчик!
И потекли мысли, одна за другой: «Что он, что я — оба лохи! Начисто у нас отсутствуют понятия о безопасности. Но если мой комп без паролей, то я не храню там конфиденциальную информацию. Твоё благо, коллега, что ни Макс, ни воры ничего не читают. Иначе бы твои капиталы уплыли бы в их карманы. А здесь что? Файл с паролями и снимком карточки кодов доступа к банковскому счету! Ну да, а вдруг оригинал будет утерян?! А до банка далеко. Надо же, тот самый банк под теми же пальмами! Это дело ясное: видел ты, светик, ту же рекламку оффшоров, что и я».
Мне как-то стало нехорошо. Ранёхонько ещё, но Макса надо было трясти за жабры. Выскользнув на улицу, завёл машину и поехал по пустынным улицам с редким среднеазиатским людом, вышедшим на уборку вверенных им территорий. Свеж был воздух, напитанный осенней прелью. Почему так мил людям сей признак умирания природы и знак прощания?
У подъезда дома, где жил Макс, две лавочки. Народ повсеместно ставит кодовые замки на подъездах, а лавочки почему-то исчезают. Обшарпанный дом Макса был исключением. Не сгинул советский дух и порядок из этого дома. Несмотря на раннее утро, на лавочке под сенью кустиков с листвой в багровых тонах сидели две пожилые женщины, прервавших живое обсуждение местных сплетен при моём появлении.
— К кому вы? — беспардонно спросила меня та, что потолще.
В памяти вспыхнуло: Трофимовна, соседка Макса.
— К Максу иду, Трофимовна. Надо бы нам на кладбище съездить, к могилкам родителей.
— Нет твоего Макса. Вчера убили. Ментов вызвала, так они почти до полуночи разбирались, кто да почему?
Сглотнув, спросил:
— Кто ж его?
— Бандюганы. Первым делом дверные глазки нам залепили, потому никто их не видел. Не шумели, не кричали. Поговорили да отчалили на своих мерсах. А у меня ключ от его квартиры: Максик мне его дал давным-давно. Глянула я — а там два трупа. Максик, в голову стреляный, и бандюган Птах. Его я опознала. Частенько наведывался. Так и сказала. В понятых была.
Я приложил ладонь к сердцу. Неровно оно стукнуло.
— Квартиру, верно, опечатали?
— Опечатали. Запиши-ка телефон ментов. Если знаешь что, позвони следователю.
Записав номер телефона, сказал на прощанье:
— Ясно. Но неясно, как земля таких сволочей носит?
Разное приходило на ум, пока вертел баранку. Одно было понятно: всему причиной тот сворованный комп, что у меня в кабинете. Надо отомстить за Макса и слинять на время. Вряд ли Макс выдал меня. Тотчас бы навестили. Но вычислят, как пить дать. По мобильным номерам входящих-исходящих. Они все под одними крышами ходят, что бандиты, что менты.
Машину загнал во двор и через чёрный ход поднялся к себе. Маша ещё спала, и я решил не будить её. Из её сумочки достал паспорт, спустился на первый этаж и позвонил в дверь Михаила Моисеевича. Сонливо и недоумённо он уставился на мою персону, но я скоренько объяснил ему, что нужна доверенность на имя племянницы. Мол, специально вызвал её, да с дороги притомилась и спит, а дело безотлагательное, поскольку должен срочно отбыть по делам. Покряхтел Михаил Моисеевич и пригласил войти. Конечно же, бывшая моя картина висела на видном месте, напротив стола юриста, ублажая и успокаивая его взор. Нотариальное дело хлопотное, а потому и дерут безбожно. Хлопоты опытного Михаила Моисеевича растянулись аж на пятнадцать минут. Распечатал, где надо приложил штамп и печать, заверил мою подпись — и протянул ладошку для принятия оплаты. Ладошка у него маленькая, а размер оплаты большой. Но я не возражал. Поблагодарил и пожелал всех благ ему и его супруге. Бездетно они прожили жизнь. Но такая радость не для всех.