Я спрашиваю себя с тревогой, не примутся ли теперь грабители обследовать все укромные уголки на берегу. Я опасаюсь за ящики, ведь найти их ничего не стоит. Нужно лишь прощупать землю металлическим стержнем, и, учитывая близость моря и характер почвы, это нетрудно будет сделать. На берегу совсем немного песчаных пляжей, и они не очень обширны.
Придя в волнение, я горю желанием немедленно сняться с якоря. Но мы находимся в порту, где предстоит еще множество формальностей, и столь внезапное отплытие показалось бы подозрительным.
Придется посоветоваться со Ставро. Он один может мне что-то подсказать. Сегодня вечером он должен рассчитаться со мной за первую партию товара, и у меня будет возможность поделиться с ним своими опасениями.
После ужина я отправляюсь в Суэц, взяв с собой Абди и Али Омара, чтобы они узнали, где находится дом Ставро. Они следуют за мной на некотором расстоянии.
Сумеречный свет еще брезжит над улицами арабского квартала. Земля и стены медленно, со вздохом, облегченно отдают дневное тепло. Наступает ночная передышка после иссушающего зноя.
Улица, ведущая к морю, безлюдна, все разошлись по домам. Окна, увитые растениями и отгороженные решетками деревянных балконов, зажигаются одно за другим. Из окон доносятся гул голосов, звон посуды, звуки фонографа; в глубине комнаты надрывается от крика ребенок; женщина спорит с кем-то резким голосом; взрывы смеха сливаются с приступом кашля больного и яростным стрекотом швейной машинки. Женщина появляется на балконе, напевая романс, и изящным жестом швыряет вниз пакет с отбросами, которые разлетаются в разные стороны. Мужчины, сидя верхом на соломенных стульях, покуривают у дверей, блаженно вдыхая свежий воздух, пропитанный запахами свалки.
По мере того как я приближаюсь к краю улицы, шум становится все тише и наконец смолкает у большого немого дома, застывшего над сонной водой залива.
Мне открывает знакомая женщина в черном платке. Она встречает меня с улыбкой, как старого знакомого, и ведет в комнату, где мерцает лампада перед иконой. Она говорит что-то по-гречески, затем, видя, что я не понимаю, со смехом добавляет несколько арабских слов. Ставро нет дома, но он скоро вернется. Мои люди остаются в прихожей.
Наконец появляется хозяин. На сей раз его размеры кажутся мне еще более внушительными. Он снимает шляпу выразительным жестом и весело приветствует меня. Он зовет свою невестку грозным голосом, который, похоже, никого здесь не пугает, и сурово вручает ей пакетик шелковой бумаги с двумя тонкими свечками для алтаря.
Я передаю контрабандисту рассказ Абди. Он задумчиво качает головой, и я вижу, что он скорее смущен, чем озадачен.
— Меня не очень-то волнует это происшествие, — говорю я, — ибо вы наверняка знаете тех людей, и я удивляюсь, что они еще не доложили вам о результатах проведенной ими операции, как это было с рыбацким баркасом…
— Откуда вы это взяли? Неужели вы считаете меня настолько неосторожным, чтобы вести двойную игру, рискуя провалить дело? В нашем ремесле надо быть честным и оказывать доверие без всяких задних мыслей. Обыкновенная торговля строится на взаимном обмане. Хороший коммерсант — это тот, кто умеет схитрить или выгадать на сроке выплаты, не выходя за рамки игры, беспощадной игры, какой является коммерческая конкуренция. У нас все по-другому. Наша игра — вне закона. Ее единственная заповедь — это верность своему слову. Поверьте, когда люди принимаются создавать условности, это значит, что они хотят снять с себя ответственность перед собственной совестью и свалить вину на несправедливые законы. Но не вздумайте ставить контрабандистов на одну доску со всякими ничтожествами, промышляющими контрабандой. Я отослал Александроса, потому что он неким образом принадлежит к людям такого сорта. Это неплохой, но безвольный человек, который умер бы с голоду, если бы мы не подбрасывали ему крошки. Но его окружают всякие темные личности, которых вы видели на террасах кофеен. Иногда можно воспользоваться их услугами, но при этом следует соблюдать крайнюю осторожность.
— Я совершенно с вами согласен и отнюдь не имел в виду, что вы способны меня обмануть. Но не могли бы вы сказать свое мнение о людях, слоняющихся вокруг моего товара? Вы как будто находите это вполне естественным!
— Да, вам грозила опасность. Если бы они завладели товаром, вы бы ничего не смогли поделать. Благодарите Бога, что потеряли только две порции. Боюсь, что тайник, где вы спрятали остальную часть, не слишком надежен…
Мне кажется, что этот человек ведет поиски моего богатства и, быть может, уже раскрыл мою тайну. Я говорю ему с улыбкой:
— Почему вы скрываете от меня, что сегодня утром получили два пропавших мешочка?
— Разве вы поручили мне охранять ваш товар или спросили совета, где лучше его спрятать?
— Нет, но я обращался к вам, чтобы его продать.
— Но вы советовались также с электриками, работающими на канале… Да, вы говорили с одним из них о ваших планах, и он сам мне об этом рассказал… Следовательно, я обязан платить лишь за то, что вы мне принесете.
Я готов расплакаться от досады, и мне с трудом удается сдержать свой гнев. Я действовал неумно, и этот человек воспользовался моими промахами. Он будет неумолимо отстаивать свои интересы, и мне не стоит упорствовать.
— Я вижу, — говорю я, продолжая улыбаться, — что в вашем… нашем ремесле тоже свои правила игры. Спасибо, что преподали мне урок. Но давайте все же рассчитаемся, мне нужно идти, так как прошлой ночью я спал куда меньше вашего…
Моя улыбка, видимо, выглядит натянутой, ибо Ставро смотрит на меня лукаво и говорит с добродушным видом:
— Ладно, не сердитесь, к чему это? Вы напрасно меня подозреваете. Если бы я плутовал, я мог бы завладеть всем, не заплатив вам ни гроша. Достаточно было бы лишь сыграть на страхе, который нагнал на вас часовой. Этот охранник, как вы можете предположить, сделал вид, что вас не заметил. Джебели с ним знаком и время от времени дает ему талер-другой, чтобы поддержать знакомство. Мы могли бы симулировать конфискацию пакетов при передаче их Джебели. Вам бы пришлось спасаться бегством, и вы бы благодарили Бога за то, что остались в живых. Но это был бы чистый грабеж, ведь вы мне доверяли. Однако не забывайте, что бездельники, промышляющие контрабандой, ни перед чем бы не остановились и могли бы запросто отправить вас к праотцам, видя, что ничем не рискуют.
Я все больше чувствую себя во власти этого человека. Я попал в хитроумную паутину, которая того и гляди опутает меня с головы до ног, и бьюсь в сетях, словно рыбка, которую рыбак утешает следующими словами:
— Я не сержусь, — отвечаю я после небольшой паузы, — на что мне сердиться, мы разговариваем, вы меня просвещаете. Скажите-ка откровенно: что бы вы сделали на моем месте?
Я знаю, что это звучит признанием в собственной слабости и дает ему надо мной перевес. Но, поскольку сейчас невозможно овладеть ситуацией, лучше пойти на попятную, хотя бы для вида, заставив его поверить, что я сдаюсь. Небольшая уступка, польстив его самолюбию, ослабит бдительность, что, возможно, приведет его к промахам. В подобной ситуации, когда дело кажется безнадежным, главное — выиграть время и уверить противника в его победе. Во время передышки можно отыскать его уязвимое место.
Ставро хмурится и качает головой, напуская на себя озабоченный вид, словно врач, столкнувшийся с тяжелым случаем. Видимо, это помогает ему скрыть свое глубокое удовлетворение от того, что он добился желанной цели. Затем он принимается наставлять меня, поглаживая усы:
— На вашем месте, раз вы хотите знать мое мнение, если вы спрятали ваш товар в песке где-нибудь на берегу, я бы вырыл его как можно скорее, желательно сегодня ночью, и отнес подальше. Но я знаю, вы скажете, что невозможно отправиться туда на вашем судне по тысяче причин, хотя бы потому, что формальности еще держат вас в порту. Это неважно, дайте мне человека, который знает место, где спрятан товар, и я снаряжу судно.