Подобно консулу, имеющему Спиро, у него тоже есть «правая рука» — некий Демартино, на котором держится агентство. Демартино чувствует себя здесь как дома и кажется сыном хозяина, а все служащие этой конторы напоминают членов одной большой семьи. Здесь и в самом деле никогда не было людей с улицы. Весь штат агентства состоит из коренных жителей, унаследовавших свои должности от отцов и готовых передать их своим детям. Старое дерево во дворе, затеняющее листвой окна, выглядит патриархом, которого все почитают как святыню. Его ветви уже проникли в помещение и скоро дотянутся до конторок, но никто из служащих не смеет их обрубить.
Господин Лё Куффле встречает меня с радушием, свойственным людям, удалившимся от дел. Я рассказываю ему о причине своего визита, и он призывает помощника начальника порта, приятеля Ставро.
Благодаря покровительству Лё Куффле мне удается очень быстро договориться с арабом, до того тучным и необъятным, что, глядя на его мощные телеса, нависающие над поясом, чувствуешь себя как-то неловко. Он напоминает мне один из моих злополучных бочонков, лопнувших во время плавания.
Демартино, который говорит по-арабски лучше меня и вдобавок знает все хитрости египетских крючкотворов, ведет с ним переговоры и обещает два талера от моего имени. Деньги возымели действие, и меня заверяют в том, что никто не обратит внимания на мою вечернюю прогулку.
Начальник порта — англичанин. Виски поглощает все его умственные способности, оставляя ему лишь умение, не глядя, подписывать бумаги, в редкие минуты просветления. Его подручный улаживает все текущие дела. Такой порядок существует с незапамятных времен, и нет смысла в нем что-то менять. Англичанин — консерватор во всех отношениях.
Несколько часов, проведенных в агентстве по морским перевозкам после трудных каирских будней, действуют на меня благотворно. Неизъяснимое очарование исходит от старой мебели конторы, чьи стены хранят память о былом, и мне кажется, что вот-вот передо мной оживут призраки тех времен, когда китайские парусники бороздили Индийский океан. И кроме того, я испытываю огромное облегчение от того, что здесь мне не нужно притворяться, особенно перед Лё Куффле, благодаря которому в этом забытом богом агентстве царит семейная атмосфера.
Я нехотя возвращаюсь в Порт-Тауфик, современный город томасов куков и других великих эксплуататоров. Мое судно — моя плавучая крепость, которая вскоре унесет меня далеко отсюда.
Во второй половине дня я снимаюсь с якоря. Никому нет до меня дела, а если портовые власти и заинтересуются причиной моего отплытия, толстый араб удовлетворит их любопытство. Я выхожу в море якобы для рыбалки в ожидании ответа из адмиралтейства на мое ходатайство о концессии. Я беру курс на рифы в окрестностях Атакайских гор, где под покровом темноты судно будет совершенно незаметным.
Бедуин лежит пластом на дне трюма, страдая от морской болезни. Его извечным спутникам-паразитам не по нраву нынешнее состояние хозяина, и они расползлись по всему судну. Мои матросы начали чесаться и, догадавшись, чем вызван этот зуд, теперь перетряхивают на ветру все свои вещи.
Солнце уже скрылось за горами, и медлить больше нельзя. Мы спешим на юг на всех парусах. Поравнявшись с мысом Рас-эль-Адабих, где нас должен ждать Джебели, я ложусь в дрейф и спускаю на воду пирогу. Джебели сидит на песке, точно каменное изваяние.
— Скорее уходите: сейчас здесь пройдет патруль из Суэца. Он не должен заметить судно.
— Сколько человек?
— Двое, но этого достаточно. Они нам, конечно, ничего не сделают, даже если мы столкнемся нос к носу. Они знают, что бедуины вооружены, и не захотят связываться. Но они предупредят пограничников, и через час вся каирская полиция будет на ногах. После этого целый месяц нельзя будет тут показываться. Поэтому надо поспешить. Я еду с вами.
Мы удаляемся от берега. Джебели вновь замкнулся в себе и молча покуривает трубку Абди. Я следую к месту встречи указанным им курсом. Около полуночи на темном фоне высокого берега вырисовывается цепь холмов. Видимо, именно здесь нас ждут.
Я бросаю якорь на глубине двадцати метров, а это значит, по моим расчетам, что мы находимся более чем в миле от земли. Этого достаточно, чтобы судно оставалось незамеченным с берега. Мы с Али Омаром отправляемся на разведку в сопровождении Джебели и бедуина.
Мы движемся в кромешном мраке. Как знать, не следит ли кто-нибудь за нами? Предмет в море всегда более заметен, особенно если наблюдатель находится в лежачем положении. Джебели останавливает лодку, как только весло касается дна.