Выбрать главу

Дядюшка Крилло отправился на поиски Циркового Материка. Под предлогом прогулки он взял напрокат на ракетодроме одноместную ракету. О своих намерениях он не сказал ни Тирру, ни кому другому. Он решил, что поиски могут оказаться очень долгими, и раз дело касается всего-навсего одного тюлененка, нет смысла будоражить народ. К тому же, дядюшка Крилло сильно сомневался, что ему удастся найти этот запропавший цирк. Деревянный конь из Шкафии сообщил дядюшке Крилло, что пока мальчик Каарел лежал больной, много старых рисунков и порванных книжек из шкафа убрали, а когда положили на место, Циркового Материка среди них не было. Больше никто в Шкафии не знал о судьбе цирка.

Расспросы и поиски заняли много времени, и когда дядюшка Крилло покинул Шкафию, в Квартирляндии было совершенно темно. Он взял курс на Горный Массив и включил автопилот, чтобы не врезаться куда-нибудь.

Путь от Шкафии до Горного Массива был недолгим, поэтому летел дядюшка Крилло на небольшой высоте. Поскольку Мишка был брошен на пол у самой кровати Каарела, ракета приземлилась прямо на Мишку. Что ни говори, но ни один автомат на свете не сумеет различить Горный Массив из мохнатого одеяла Каарела и мохнатого Мишку.

Хотя дядюшка Крилло объяснил все это довольно многословно, времени на объяснения ушло меньше, чем требуется для того, чтобы затвердел клей на сломанной ноге, и потому доктор Меэрике решила оставить больного на один день в Комнате Кукол для лечения.

— Мы поместим вас в ящик маленького шкафчика, там вы можете спокойно провести весь день, — сказала доктор Меэрике. — Домой я вас отпущу не раньше полудня.

— Санитар! — позвала доктор Меэрике пса-санитара по имени Гав, — помогите больному добраться до места. И разожгите камин, чтобы клей высох поскорее.

Сонный Гав опять многозначительно поднял ухо.

— Ступайте осторожнее, у нас скользко, — он имел в виду новенький синий линолеум, которым Каарел покрыл пол в Комнате Кукол, чтобы сделать сестрице приятное. — Я вот на четырех лапах и то поскользнулся уже несколько раз.

— Почему бы тебе, в таком случае, не опираться и на пятую конечность, которую ты называешь хвостом? — не удержался от колкости Мишка, у него-то хвоста не было вовсе.

Дядюшка Крилло уже было ступил на скользкий линолеум, поддерживаемый псом-санитаром, как вдруг в голову ему пришла беспокойная мысль:

— Но ракета! Нет, я не могу оставаться здесь до полудня — ведь ракета осталась на полу у кровати Каарела! Утром ее подметут и выбросят вместе с мусором!

— Делать нечего, — ответила доктор Меэрике. — Жизнь и здоровье человека поважнее какой-то ракеты. Утречком я позвоню в Кукарекию, и за вами прилетят. Не волнуйтесь. А теперь все спать! И дорогой Гав, пожалуйста, не забудьте про камин.

— И о цирке не беспокойтесь, — шепнул Мишка дядюшке Крилло.

— Я помню, что Каарел брал с собой в кровать старые рисунки. На одеяле, то есть на Горном Массиве, он строил из них длинное шоссе, по которому гонял свой маленький зеленый самосвал. Чем чаще тот опрокидывался, тем больше Каарел радовался. Уж такой он парень. И если Цирковой Материк не прибыл обратно в Шкафию, значит, он где-то в районе кровати. Я попрошу всех обитателей Квартирляндии утром начать поиски. А вы спокойно отдыхайте и поправляйтесь. Цирк будет найден!

Сири нужны телевизоры, которые показывают хорошие детские передачи

Пинн очень удивился, когда начальник ракетодрома Сержант Тирр спросил его, не хочет ли он слетать на ракете в Квартирляндию за дядюшкой Крилло. Во-первых, Пинн не знал, что дядюшка Крилло в Квартирляндии, во-вторых, раз уж он там, то почему сам не может вернуться? Но вопросы вопросами, а помочь Пинн был всегда готов.

Так получилось, что на ракетодром Пинн поехал не один: когда он подошел к своей красной машине, возле нее уже стояла Сири.

— Я как раз собиралась подняться за тобой, — сказала Сири. (Пинн жил на втором этаже). — А ты сам спустился.

— Спустился, — коротко ответил Пинн, потому что ему было некогда и не было никакой охоты болтать попусту.

— Ой, ты же не знаешь, что я хочу тебе сказать, — затрещала Сири. — Ой, такое-претакое! — Она подняла брови и сложила губы трубочкой, как всегда, когда происходило что-нибудь захватывающее. — У меня к тебе большая просьба, Пинн. Я…