По этой же причине, когда старейшины уселись в парадной зале боярского совета вокруг каменного стола и боярин предложил им высказать своё мнение, никто из них не спешил заговорить первым.
— Нам с вами предстоит решить, на ком из девушек остановить свой выбор, кого из них первой отослать к дракону, — повторил Калота. — Говорите же!
Кутура сделал вид, будто погружён в глубокое раздумье, Варадин притворно закашлялся, а Гузка впился взглядом в лицо боярина, пытаясь угадать его мысли, чтобы сказать в точности то же самое, что думает тот.
— Я слушаю вас, старейшины! — в третий раз обратился к ним боярин. — Что молчите? Дождётесь, что дракон сам явится сюда за девушкой!
— Я всё же хотел бы спросить, — отважился в конце концов Кутура. — Почему бы и впрямь не послать против дракона войско? Если три сотни закованных в латы воинов нападут на чудище, это будет…
— …невиданной глупостью! — топнул ногой боярин, угрожающе звякнув шпорами. — Проливать кровь моих воинов, когда можно поладить миром! Вечно ты, Кутура, попадаешь пальцем в небо! Скажи лучше, как нам выбрать девушку…
Боярин не только топнул ногой, он вдобавок так посмотрел на Кутуру, что тот решил быть кратким.
— Жребий, — предложил он. — Это будет самое справедливое.
— Опять глупость сморозил! Ха-ха-ха! — покатились со смеху остальные старейшины.
— Ты понимаешь, что говоришь? — подскочил к Кутуре Гузка. — В таком важном деле положиться на слепой случай! «Жребий»! А представь себе, что он твоей дочери выпадет? Урон, значит, знатному старейшинскому роду? Хорошо это? Разумно?
— Разумней всего, — взял слово Варадин, — выбрать девушку из такой семьи, где несколько дочерей.
— О какой семье речь ведёшь? — Боярин так и впился в Варадина своими выпученными, как у лягушки, глазами.
— У кузнеца три дочери.
— Ни за что! — Кутура подскочил, точно ужаленный.
— Потому что он тебе кум? — ехидно спросил Кукуда.
— Потому что он кузнец! — со злостью бросил Кутура. — А если мы обидим нашего единственного кузнеца, кто будет ковать топоры и мотыги, наконечники для стрел? Кто будет калить сталь для мечей? Кто? Отвечай!
— Он прав! — вмешался в спор Калота. — Это причинит вред нашему славному войску.
— У Зубодёра тоже три дочери, — снова раздался голос Варадина.
— Ну нет! — На этот раз подскочил сам боярин. — У Зубодёра двоюродный брат — Главный Копьеносец, с ним ссориться опасно.
— Да, да, военачальников лучше не трогать, — поспешил согласиться с боярином Кукуда. — Подумаем ещё…
— А что, если взять сироту безродную, без отца и матери? — подал мысль Гузка. — Некому по ней убиваться, некому на нас обижаться. Верно? Иначе подумайте только, какой поднимется шум! Отцы и матери ревут-голосят, братья и сестры — туда же! Такое начнётся — не приведи господь! А так, кроме самой девушки, все спокойны.
— Да и ей, собственно, чего тревожиться? — подхватил Калота, которому мысль Гузки сразу пришлась по душе. — Чего ей тревожиться, я спрашиваю. Что на смерть идёт? А будь она воином, не пришлось бы разве на смерть идти? И не только б шла, а ещё бы «ре-ре-рей» кричала. Разве не так? В конце концов, двум смертям не бывать, а одной не миновать!
— Что верно, то верно! — хором подтвердили боярские советники.
— Мы все готовы умереть, — добавил Гузка. — Было бы за что.
— А вдруг, — заговорил Кутура, — дракон скажет: «Подавайте мне девицу хорошего рода». Что тогда? В сказках сказывается, что дракон обязательно богатую требует, родовитую.
— Если о моей дочери речь, — забеспокоился Гузка, — то дракон на такую уродину и взглянуть не захочет, а уж есть и подавно.
— У меня дочка тощая, как жердь, — сказал Кукуда. — А дракону жирненькую подавай!
— Да что вы там мелете? — стукнул по столу мечом боярин. — Ведь решено: сироту! Назовите имя, и дело с концом! Скоро светать начнёт, и дракон опять рёв поднимет.
— Из сирот самая красивая Джонда, — сказал Гузка.
— Жалко! Этакую красавицу в пасть чудищу кидать! — пробормотал Варадин, но тут же поправился: — Согласен! Согласен! Если подсунуть некрасивую, дракон может обозлиться.
— Это верно! Не будем сердить дракона, — согласились остальные старейшины.
Один Кутура ничего не сказал, только головой кивнул. Решение было принято. Оно гласило: на рассвете Бранко и Стелуд ворвутся в дом Джонды, свяжут девушку и вместе с козами и телятами доставят чудищу на завтрак.
Решение закрепили несколькими зарубками на посохе Гузки. Старейшины один за другим отвесили поклоны боярину и удалились в сопровождении стражников.
Оставшись один, Калота хлопнул в ладоши. Тут же открылась потайная дверца, и перед боярином вырос вооружённый до зубов начальник стражи.
— Говори! — приказал ему боярин. — Какие новости?
— В крепости, твоя милость, всё спокойно, но соглядатаи донесли, что в селении люди говорят неладное…
— Точнее?
— Что ты боишься послать войско на дракона, заключил с чудищем позорный мир и что терпеть этого нельзя.
— Да это бунт! — в бешенстве затопал ногами Калота, и его лягушачьи глаза ещё больше выпучились. — Кто смеет говорить такое? Отрезать их мерзкие языки! А ещё лучше — головы!
— Их много, твоя милость. Во-первых, — загибая пальцы, начал перечислять начальник стражи, — во-первых, старый злоязычник Панакуди. Потом — пройдоха по прозвищу Козёл. Третий — того же поля ягода, прозвищем Двухбородый.
— По волоску обе бороды ему выщиплю! По волоску! — злобно прошипел боярин.
— Несколько пастухов, почти все дровосеки…
— У-у, олухи безмозглые!.. — скрипнул зубами Калота. — Ещё кто?
— Колун.
— Небо свидетель, я так этого Колуна разделаю, что он костей не соберёт! Пёс шелудивый! Собственными руками вскормил его, в Главные Дровосеки произвёл! — в приступе ярости орал и топал ногами Калота. — Готовы твои молодцы? — спросил он начальника стражи, истощив наконец запас ругательств и угроз.
— Стража всегда готова, твоя милость! Но знамение было недоброе: на правой лопатке жертвенного агнца проступили дурные знаки…
— Что же делать? Как усмирить злоязычников?
— Не знаю, твоя милость. Приказывай, я всё исполню, а что делать надо — о том Прорицателя спрашивай. Советы — по его части, — с поклоном ответил начальник стражи.
— Хорошо. Зови сюда Прорицателя!
Трижды успел Калота прошагать взад-вперёд по парадной зале, пока перед ним предстал Главный Прорицатель. Он был до того тощий, словно никогда не прикасался к пище, ногти на руках длинные, нестриженые, во всклокоченных волосах — три павлиньих пера. Услыхав, для чего призвал его к себе боярин, Прорицатель покачал головой и ответил коротко, но решительно:
— Нет!
— Что «нет»? — удивился боярин.
— Стража не должна ни хватать, ни избивать виновных, — объяснил Прорицатель. — Спрячь, боярин, свой справедливый гнев в самое глубокое подземелье крепости. Ты понял меня?
— Пока ещё нет, — признался Калота.
— Тогда слушай дальше, — продолжал Прорицатель. — Крестьяне и без того ненавидят тебя, поэтому не дразни их, не распаляй своей — прости мне это слово, — своей грубостью.
При этих словах Калота вздрогнул, но подавил гнев. Главному Прорицателю были ведомы все небесные тайны, и поэтому боярин его побаивался.
— Ты не обижай их, а наоборот — пригласи злоязычников к своему застолью. Побеседуй с ними, посмейся их шуткам, будь с ними милостив и приветлив. А твои люди сделают то, что нужно: нападут на них и перебьют всех до единого. Повод? Повод найдётся, — втолковывал Прорицатель. — Простой народ любит из-за всякого пустяка затевать спор. А где спор, там и драка. Вот как драка начнётся, мы вроде бы ненароком кого надо, того и уложим.