— Сигнал к атаке! — закричал Ратмир.
Взревела сигнальная раковина. Камок повел своих гвардейцев в контратаку. Сардукары бросились бежать. Убегали они все так же организованно. Без паники. Без эмоций. Однако в этот раз их организованность вышла им, как говорится, боком. Удирай они с поля второпях, не перестраивайся они под огнем, — потеряли бы гораздо меньше своих. На поле насчитали около полутораста трупов сардукаров, за что ацтеки заплатили лишь двадцатью убитыми и ранеными. Преследовать противника Ратмир не велел. Только собрать оружие убитых.
Больше в этот день атак не было, хотя к вечеру к сардукарам вновь подошло подкрепление с артиллерией и пулеметами. Возобновились атаки с утра следующего дня. Гвардейцы отбили за день шесть последовательных атак. И это уже далось дорогой ценой, из более чем трехсот воинов к шести часам вечера осталось не более ста. Они вооружились трофейными винтовками. Но запас патронов шел к концу.
Перед последней атакой все ацтеки собрались на центральной позиции.
— Друзья, — обратился к ним Ратмир, — мы здорово потрудились сегодня на этом поле, осталось несколько часов — и мы выполним нашу задачу. Вы измучены, изранены, но только на нас надеются воины армии принца Куаутемока, и я думаю, что мы оправдаем их надежды.
Последние слова Ратмира утонули в звуках взрывов: началась артподготовка новой атаки.
— По местам! — скомандовал Камок. Затем он подошел к Ратмиру. — Будет последняя атака, друг теуль.
— Да, — ответил тот. — Последняя, которую нам нужно выдержать: ведь ночью они не начнут марша. И мы ее выдержим.
— Да, мы ее выдержим! Умрем, но выдержим! — ответил Камок перед тем как убежать по окопу на другой фланг.
Пренебрегая опасностью быть убитым, Ратмир выглянул из окопа. Ему показалось, что земля встала на дыбы, поднятая взрывами снарядов. Над головой визжали осколки. Лучи заходящего солнца уже не могли оживить почерневшей от пороховой гари травы, и теперь они лишь грозно стекали кроваво-красным по сомкнутым штыкам сардукарских колонн, надвигавшихся на ацтекские окопы. Картина наполнила сердце безотчетным страхом, который сковал движения. Это был страх смерти. Ратмиру показалось: нет, никакая сила в мире не заставит его сейчас поднять винтовку. Но он бросил взгляд на окружавших его ацтекских воинов, прочитал на их лицах те же переживания. И понял: сейчас нужен лидер, иначе они не смогут встретить эту лавину огня, стали и мускулов, что готова их захлестнуть.
— Бей их! — закричал Ратмир и выстрелил. Ему показалось, что его голос покрыл звук взрыва последнего вражеского снаряда. — Огонь!
Ответом на его призыв послужили дружные залпы, которые заставили наступавших сардукаров залечь. Дружные и меткие. Но, увы, последние. Кончились патроны. Сардукары, прорываясь сквозь колючее заграждение, ринулись к окопам. Им навстречу встали все, кто мог держать оружие, теперь из боя их могла вырвать только смерть.
Ратмир поднялся на бруствер окопа, выхватил из ножен меч и бросился навстречу врагам. Увернувшись от штыка первого противника, он схватился за вражескую винтовку, не позволяя сделать новый выпад, и пронзил его мечом, а затем, подняв на руки, бросил вперед. Мертвое тело своей тяжестью сбило с ног еще нескольких врагов. Все ацтеки уже включились в рукопашную. Им удалось оттеснить первую цепь сардукаров, но к тем постоянно подходили свежие силы. Индейцы опять были прижаты к своим окопам. Ратмир, отбиваясь от нескольких сардукаров, поднялся на бруствер. «Всё, — подумалось вдруг. — Дальше некуда». Не испытанное ране боевое бешенство превратило его в берсерка. Он обрушил на врагов град ударов, зарубив двоих и сардукары отпрянули в разные стороны, но, пронзив мечем третьего противника, и, вырвав окровавленный меч из обмякшего тела, Ратмир потерял равновесие и упал с бруствера в окоп. Короткая боль и вслед за ней — непроницаемый мрак.