5
Ратмир пришел в себя от острой боли: шею как будто пронзили стрелой. Он увидел над собою низкий, провисший брезентовый потолок и два лица: мужское, а рядом — женское.
— Я же говорил, — послышался незнакомый голос. — Необходимо было всего лишь вправить позвоночник.
— Вы волшебник, доктор, — отвечал второй голос. Звонкий. Очень знакомый.
В голове прояснилось. Ратмир понял: лицо и знакомый голос принадлежат Алите.
— Вот мы и опять встретились, — проговорила она.
— Где же, если не секрет?
— В концлагере, — ответил мужчина. — У сардукаров.
Алита помогла Ратмиру сесть. Взору открылся стадион с футбольным полем, трибунами, беговыми дорожками и вышками осветительных прожекторов. Правда, трава на поле была совершенно вытоптана, покрытие дорожек раскрошилось, сиденья с трибун были сняты, а сами трибуны более напоминали развалины древнего Колизея, чем современного стадиона. С площадок на осветительных вышках смотрели пулеметы. А там, где сидел Ратмир, под растянутой на кольях парусиной расположился госпиталь для пленников.
— Мне понятно, как я мог очутиться в лагере, — обратился он к Алите. — Но ты ведь оставалась в Теночтитлане!
— Теночтитлан пал, — с грустью ответила она. — Император погиб во время попытки прорыва. Принц Куаутемок занял место отца. Он решил не оборонять столицу. Собирая силы, он отступает на юго-запад.
Ратмир привалился к железной бочке с водой. Спине стало холодно. Доспехи с него содрали сардукары, он остался в короткой и рваной набедренной повязке.
— Долго ли я был без сознания? — спросил он у Алиты.
— Я не знаю, как до лагеря, но в лагере ты только шесть часов.
— Мы приняли бой шестнадцатого марта.
— Значит, прошло пять дней. Сама я здесь только со вчерашнего дня.
Алиту позвал доктор. Ратмир закрыл глаза. Голова была тяжелой и пустой, хотелось есть. Из задумчивости его вывел голос лежавшего рядом человека:
— Как я понял, вы пять дней были без сознания и, следовательно, пять дней вынуждено постились?
С этими словами он протянул на ладони кусок чего-то съестного, напоминавшее подсолнечный жмых. Ратмир не стал отказываться. Но спросил:
— А как же вы?
— Это мой резерв, — ответил тот. На его заросшем щетиной, грязном лице появилась улыбка. Ратмир заметил и другое: когда-то (не слишком давно) неожиданный собеседник носил маленькие усики и ухоженные баки. — Я на «лечении» только первый день… Вчера я позволил себе обсудить кое-какие острые вопросы с надсмотрщиком на работе — и теперь вынужден хотя бы день отдохнуть. Кстати, меня зовут Виолет Рейн. Был лейтенантом боевого флота Танора.
— Ратмир Романов, — отрекомендовался Ратмир, пожимая собеседнику руку. — Был другом и соратником принца ацтеков Куаутемока.
— Другом? Соратником? Индейца? — удивился Виолет.
— Мне повезло спасти принца от сардукаров во время одной из его прогулок.
— А где ты жил раньше? Рат-мир… Ро-ма-нов… Я давно таких имен не слыхал.
— Видишь ли, Виолет… — замялся Ратмир. — Это долго объяснять…
Собеседник понимающе кивнул. И по его полуулыбке Ратмир понял, что он принят за бывшего преступника. Или шпиона. Впрочем, разубеждать Виолета он не стал, а объяснить, что с ним действительно произошло, он еще и сам себе толком не мог. На этом разговор прекратился. Ратмир, съев предложенный Виолетом жмых, улегся вздремнуть.
Проснулся уже вечером. Никаких неприятных ощущений он не испытывал, кроме голода, но с этим ощущением пока, видимо, придется смириться. Вплоть до того момента, как он сумеет сбежать отсюда. Встал Ратмир уже сам, без посторонней помощи. Сам вышел из-под брезентового полога. Но опять закружилась голова. Пришлось сесть к столбу, поддерживающему брезент. И он не заметил, как открылись решетчатые ворота. Внутрь стадиона потекла медленная унылая река людей. Это были пленники, вернувшиеся с работ. Многие из них, проходя мимо «госпиталя», бросали на два специальных подноса куски жмыха: такие же, как и тот, которым днем поделился Виолет. Краснокожие пленники бросали еду на один поднос, а белые — на второй. (Хотя их трудно было отличить: одинаково измученных и грязных). Ратмир, оказалось, сидел у первого подноса. Возле подноса для белых стоял священник в сутане, с четками в руках: он осенял каждого жертвующего крестным знамением. Из-под навеса за всем этим следили Виолет — и еще десятка два незнакомых: страшно исхудавших, чуть живых от голода.
В колонне жертвователей-индейцев мелькнул Камок. Ратмир поднял в приветствии руку. Хотел встать, но это для него уже являлось проблемой. Камок подошел сам.