Чтобы познакомиться с событиями, происшедшими прежде описанных в первых двух главах повести, мы должны вернуться немного назад.
Итак, было 31 августа 1880 года, семь часов вечера, если вам нужна такая точность, хотя это не имеет ровно никакого значения.
Семеро охотников-парижан, одетых, обутых и снаряженных по всем правилам, сошли с поезда на станции Моннервиль — следующей после станции Этамп[13].
С каждым из этих городских немвродов[14] была, разумеется, его собака. Псы, выпущенные на свободу после двухчасового заключения в вагоне, принялись бешено скакать и лаять, как и полагается отважным животным, которые впервые за семь месяцев увидали своих хозяев одетыми по-охотничьи и отлично поняли, что это означает:
«Клянемся богами! Завтра на восходе солнца нам предстоит потрудиться!»
Люди, конечно, не проявляли свою радость так же шумно, как животные, но все-таки были в очень приподнятом настроении.
Тому имелись две причины: во-первых, завтра — открытие охотничьего сезона, а во-вторых и в главных, охотиться им предстоит в Босе. В Босе, куда не так-то легко попасть! В Босе, обетованной земле пернатой дичи, где истинный охотник может вкусить все радости стрелка и покрыть себя неувядаемой славой!
Огромный шарабан[15], настоящий дом на колесах, запряженный двумя сильными першеронами[16], ждет их на станции. Охотники и собаки влезают в него, и он под щелканье бича кучера трогается с места.
Разговор, на короткое время прерванный посадкой, возобновляется с новой силой. В который уже раз обсуждается завтрашний торжественный день… Шесть километров от станции до местечка С. охотники проехали, занятые оживленной беседой.
Они расспрашивали деревенского возницу — парня с хитроватыми глазами и щеками кирпичного цвета. Его ответы приводили всех в восторг: он уверял, что ни разу за семь лет, то есть за все время после войны 1871 года[17], в этих местах не было такого количества рябчиков и зайцев, как сейчас. В прошлую среду он вместе с хозяином прошелся по его владениям: на пятидесяти пяти гектарах они подняли более ста выводков рябчиков, и это только на границах имения! Фермеры и их работники считают, что на самом деле рябчиков по крайней мере в три раза больше. Как и положено местному уроженцу, парень говорил также, что может провести охотников на хорошие места, где каждый из них убьет по сто рябчиков.
— Помереть мне на этом месте! — клялся он.
Сто рябчиков — это много, для большинства охотников — даже слишком много.
Наши друзья не очень-то верили словам возницы, полагая, что это обычное хвастовство жителя Боса, но все-таки их сердца преисполнились надежды и некоторых даже лихорадило от волнения, когда шарабан остановился перед большим красивым домом.
Он был современного типа и вовсе не походил на дворянскую усадьбу прошлых веков, однако в его просторных, прекрасно спланированных комнатах, очевидно, отлично жилось летом.
Услышав грохот подъезжающего шарабана, из гамака, подвешенного между двух лип, быстро поднялся мужчина лет тридцати пяти.
Он и был хозяином этой деревенской резиденции.
— Андре!.. Андре Бреван!.. Здравствуйте, Андре!
— Привет любезнейшему из хозяев!
Группа прибывших шумно бросается к Бревану, а собаки с лаем разбегаются во все стороны, прыгая через клумбы и цветочные корзины.
Общество собралось чисто мужское, и всякие церемонии были изгнаны напрочь.
Андре любезно отвечал на рукопожатия и приветствия, не заботясь о соблюдении напыщенных условностей, принятых и ценимых в так называемом «приличном» обществе. Одет он был во фланелевую куртку темно-синего цвета, шерстяную рубашку с отложным воротником, нанковые[18] штаны и подбитые гвоздями сапоги из сыромятной кожи. В общем, он имел вид путешественника на привале.
Невозможно было представить себе его могучие плечи и спину склоненными в светском поклоне, а его белозубый твердо очерченный рот — произносящим какую-нибудь ерунду на ипподроме или за кулисами театра.
Обед охотников-гурманов (а охотники — это всегда гурманы!) был приготовлен стараниями Софи, искуснейшей поварихи. На столе уже дымился суп, а прочие блюда подрумянивались, тушились и жарились, ожидая своего часа.
— Все готово… Прошу, господа!
И гости прошли в столовую, стены которой оказались увешаны охотничьими трофеями, добытыми мужественным хозяином во всех пяти частях света.
15
Шарабан — здесь: открытый четырехколесный экипаж с поперечными сиденьями в несколько рядов.
18
Нанковый — из нанки (от названия китайского города Нанкин), прочной хлопчатобумажной ткани, как правило, буровато-желтого цвета.