Выбрать главу

Сказывалась большая усталость.

Не успели негры, оказавшись на равнине, испустить протяжный, радостный крик, как с быстротой молнии их окружил неизвестно откуда появившийся отряд черных воинов.

- Это еще что такое? - шутливо поинтересовался нимало не встревоженный парижанин.

Пытаясь объясниться, болтливые туземцы сейчас же загорланили, перебивая друг друга. Француз ничего не понял.

- Так. Не орите все вместе. Лаптот, ты у меня присяжный толмач. Спроси, чего им нужно.

- Они нас не пропускают.

- А!.. Ну так объясни цель нашего прихода. Что они отвечают?

- Что нас отведут к вождю.

- К какому еще вождю? Кто он такой? Если сам Сунгойя, я согласен, а если кто другой - заговорят мои винтовки.

- Вождь - сам Сунгойя.

- В добрый час. Нечего больше и разговаривать. Пусть нас ведут!

Молодой человек закинул винтовку за плечо, сдвинул чуть набекрень пробковый шлем, выгнул грудь колесом и пошел впереди своего войска. Конвой окружил их с тыла и флангов - видно, Сунгойя принял меры безопасности.

Парижанин первый вышел на поляну, посреди которой стоял укрепленный поселок. Хижины опрятны и окружены бамбуковым забором, не в пример прочим туземным селениям. Но не это заинтересовало Фрике. Его слух поразили удивительные звуки.

- Положительно, я во сне! Нет, этого не может быть.

Звуки слышались все яснее и яснее.

- Раз, два! Раз, два!.. Слу-шай!

На открытой площадке французский жандарм в полной форме обучал шагистике пехотный отряд цвета настоящего черного дерева.

"Солдат" было около сотни, без всякого одеяния, прикрытых лишь собственной стыдливостью и несколькими амулетами. Виноградный листок, впрочем, был - в виде коленкорового лоскутка.

"Для полноты коллекции недоставало только этого, - отметил про себя Фрике. - Наш жандарм действительно достоин генеральского звания".

Почтенный воин, увидев друга, отсалютовал саблей, окинул строй гипнотизирующим взглядом бравого командира и продолжал учение.

- Стой! Равнение на-право! На плечо! К ноге! Шагом, марш! - доносилось до парижанина.

Черные рекруты проделывали все довольно исправно или, во всяком случае, усердно.

Но вот Барбантон степенно вложил саблю в ножны и направился наконец к юноше, раскрывая объятия.

- Здравствуйте, дорогой Фрике. Давно вас поджидаю и уже начал беспокоиться.

- Меня? Да вы что, колдун?

- Нет. Просто, хорошо зная своих друзей, не сомневался: вы пуститесь по моим следам и непременно догоните. Я, впрочем, позаботился о вашей встрече и отправил...

- ...Уж не дезертиров ли на прошлой неделе?

- Их самых, чтоб они провели вас сюда.

- Благодарю и поздравляю: вы - генерал и командуете армией, хотя и черномазой. Это довольно лестно.

- Что ж, от безделья и то рукоделье. Моему приятелю Сунгойе чрезвычайно хочется попасть в монархи.

"Поразительно, жандарм - создатель королей!" - подумал Фрике и прибавил вслух:

- Вы, значит, скоро собираетесь возвести его на здешний трон?

- Да, мой мальчик. А пока вот обучаю воинов.

- Удивляюсь одному: неужели они понимают ваши команды?

- Не понимают, а все-таки исполняют механически. Точно так же, как у нас в армии разные инородцы не понимают ни слова по-французски, а команду заучивают.

- Это правда.

- Должен сказать, что здешние рекруты совсем не тупы - в одну неделю сделали такие успехи, что за них мне не стыдно. Правда, у Сунгойи есть очень действенное средство для развития умственных способностей.

- Понимаю. Что-нибудь в немецком вкусе: мордобитие, палки.

- Совсем нет. Он просто объявил, что бестолковым отрубят головы. Вы представить себе не можете, насколько понятливее сразу сделались мои подопечные. Однако пойдем в хижину. Таким важным персонам неприлично долго беседовать под открытым небом. Да и форму мне хочется скинуть: хоть она и внушительна, зато жарко в ней невыносимо.

- Это ее вы так бережно уложили в чемодане, когда покидали улицу Лафайет?

- У меня во всем доме только одно и было, чем я дорожил.

Весь комизм положения, в котором находился старый солдат, как бы на время исчез. Не хотелось больше смеяться над его "генеральством" и над тем, что он всю эту глупость принимал всерьез.

- Как господин Бреванн отнесся к моему бегству?

- Очень жалел и послал за вами.

- Я не вернусь на яхту, пока там жена. Лучше сделаюсь канаком и умру здесь.

- Ну вот! Желтая лихорадка не век будет продолжаться, и господин Андре отправит вашу половину в Европу с первым почтовым пароходом. Я и сам тому буду рад. Как только появилась мадам, на экспедицию посыпались несчастья и беды. Наш покровитель ногу сломал, потом...

- Что вы говорите?! Господин Андре?!

Жандарм побледнел.

- Доктор говорит, ничего опасного нет, но шесть недель нужно лежать, а это для энергичного человека очень тяжело. С вашей женой тоже случилась неприятность.

- Вот что, Фрике. Я вас очень люблю и очень дорожу нашей дружбой. И ради этой любви, ради этой дружбы дайте слово никогда при мне не упоминать о сей особе. Я ее имени не желаю больше слышать. Хорошо?

- Извольте, но только должен сначала сказать.

- Довольно. Ни слова. Вы обещали.

- Ну, как угодно. В конце концов: не мое это дело.

Разговаривая, друзья шли по длинной-предлинной улице, застроенной по обеим сторонам многочисленными хижинами и обсаженной красивыми тенистыми деревьями.

Бамбуковые жилища, крытые пальмовыми листьями, имели даже нарядный вид.

Позади них вся поляна была очищена от пней, и на ней в изобилии росли бананы, маниока, сорго, просо.

Французы подошли к дому, который был побольше других. У дверей стоял часовой, молодецки сделавший на караул. Барбантон отдал честь.

- Прошу сюда, - пригласив он юношу.

ГЛАВА 14

Претендент на престол. - Три недели в ожидании. - Барбантон и орлиный взгляд. - Не на что прицепить знаки отличия. - Тревога. - Бой. - Армия в плену.

Через единственную дверь Фрике и жандарм вошли в просторную комнату, где стояли два огромных дивана, сплетенных из пальмовых листьев, несколько грубых скамей, разнородные, совершенно случайные европейские вещи и множество сундуков.

На одном из диванов сидел по-турецки негр во фланелевой жилетке и в матросских брюках с трехцветными подтяжками.

Вокруг разместилось его окружение - без всякой одежды, но в полном вооружении. Перед каждым воином стояло по посудине с сорговым пивом - было так жарко!

Человек на диване милостиво подал вошедшим правую руку, поглаживая левой свою поджатую ногу. Величественным жестом пригласив гостей сесть рядом, он ласково обратился к Фрике:

- Здравствуй, муше!

- Здравствуй, Сунгойя. Ты великолепен. Рад тебя видеть.

- И Сунгойя рад видеть белого вождя. Белый вождь поможет Сунгойе одержать победу.

- Сделаем, что можем, хотя ваше величество и убежало довольно бесцеремонно с "Голубой Антилопы".

- Мой пошел с Бабато... Бабато - большой генерал.

Чернокожим свойственно коверкать иностранные слова и в особенности имена собственные.

- О да, мой жандарм - выдающийся военный и притом глубокий теоретик, продолжал все в том же шутливом тоне молодой человек.

- Великий вождь муше Адли не приехал?

- Нет. Он выезжает только в случаях особой важности.

(Про сломанную ногу парижанин не счел нужным сообщать.)

- Но для победы нам будет довольно и одного Барбантона. Не правда ли, генерал?

- Разумеется, - отвечал польщенный жандармский унтер. - К тому же главное уже сделано.

- Действительно, я ожидал застать вас сражающимся, а вы тут преспокойно благодушествуете, спихнув прежнего правителя трона. Очень рад за Сунгойю; ведь это, выражаясь деликатно, наш бывший служащий, а теперь - глядите-ка! какая важная персона.

Про себя же юноша подумал: "Вот бы ему напомнить, как он стащил у генеральской супруги медальон-фетиш. Но не буду. Да и Барбантон не желает слушать... Странная, однако, бывает судьба: мой товарищ попадает в генералы, а лотерейный билет его жены превращается в талисман для негра-претендента и дает ему нравственную силу для государственного переворота. Тут есть над чем подумать".