Поскрипев пером, старшина наконец поставил точку.
– Фамилия?
Вася сказал.
– Где проживаете?
Вася отвечал, а сам глядел на старшину. Он старался глядеть так, чтобы не бегали глаза, чтоб Тараканов понял, что Вася – невинная душа. Но ничего не получалось – глаза у Васи бегали, он краснел и пугался, и старшина Тараканов, как видно, понял, что душа у Васи чёрная.
К тому же в столе у старшины Тараканова лежала секретная бумага со странным названием «ориентировка». В этой бумаге было написано, что на свете появился мошенник с чёрными усами, который продаёт пса за поросят. И вот теперь старшина Тараканов глядел на Васю, радостно понимая, что он этого мошенника поймал.
– Так ли всё было, как рассказывает гражданин Курочкин?
– Всё было наоборот.
– Знаешь что, – сказал старшина, ослепляя Васю кокардой. – Ты лучше чистосердечно признайся, положа руку на сердце.
– Да я чистосердечно, – ответил Вася, кладя руку на сердце. – Это сам Курочкин был с усами. У меня-то они не растут.
– А это что? – спросил Тараканов, указывая Васе под нос.
– Это не усы, – напугался Вася, – это от шубы отстрижено!
Вася подёргал за усы, и они отвалились.
– Так-так, – насмешливо сказал старшина, – а в мешочке у вас что?
– Матрос, – пришибленно ответил Вася.
– Ну-ка, поглядим, что за матрос.
Присев на корточки, старшина развязал верёвку.
Матрос вылез из мешка. Он встряхнулся как следует, окутавшись на миг облаком пыли.
– Ишь ты! – сказал старшина и ткнул Матроса пальцем. – В мешок залез!
Матрос огрызнулся – и палец милицейский налился кровью.
И тут Матрос получил такого пинка, что у него из глаз искры посыпались. Разбрызгивая эти искры и завывая, он вылетел в дверь и, как рыжее лохматое колесо, укатился куда-то в сторону железнодорожного депо.
Глава двенадцатая
«Взгляни, взгляни в глаза мои суровые…»
Дело пошло быстрее быстрого.
У Васи отобрали усы и мешок, сунули всё это в несгораемый шкаф и замкнули секретным ключом. Потом строго взяли за плечо и отвели в какую-то мрачную комнату.
– Посидишь, – сказали и заложили дверь засовом.
Вот как повернулось дело. Никак не думал Вася, когда приклеивал усы, что это его погубит. Никак не думал, что зря сажает Матроса в мешок. Печальный стоял теперь Вася посреди комнаты, узенькой, как шкаф-гардероб.
На деревянной лавке, которая тянулась вдоль стены, сидел человек с лицом неспелого цвета и что-то мычал. Вася не сразу понял, что человек поёт, но постепенно стал различать слова:
Вася поглядел в глаза певцу, но ничего особо сурового в них не увидел – так, серая муть, голубая чепуха.
– Ты кто такой? – спросил вдруг певец тяжёлым голосом.
– А ты? – насторожился Вася.
– Чего? Кто я такой? Да если я скажу, ты умрёшь от страха! Меня вся Тарасовка знает! Понял? Туши свет!
– А меня все Сычи знают.
– Туши свет! Меня Рашпиль знает! Я знаешь кто?
– Кто?
Тут человек, которого знала вся Тарасовка, наклонился к Васе и сказал таинственно:
– Я – Батон! Слыхал?
– Слыхал, – сказал Вася, хотя ничего подобного он раньше не слышал.
– То-то! – грозно сказал Батон. – Туши свет!
– А я знаешь кто?
– Кто?
– Я Вася Куролесов! Слыхал?
– Слыхал, – неожиданно сказал Батон и протянул руку. – Здоро́во!
Вася подал руку, и тут же Батон сжал её с оглушительной силой. Вася поднатужился и тоже крепко сжал батонскую руку. Тот ещё напрягся, и Вася поднадавил. Они жали руки с такой силой, что, окажись там, внутри рукопожатия, медный шарик, он бы, конечно, расплющился.
От напряжения рыхлое лицо Батона налилось кровью. Он был и вправду похож на большой белый батон, одетый в брюки. Живот его был кругл, а голова маленькая, как и полагается батону.
– Тебя за что взяли? – спросил он, отъединяя свою руку от Васиной.
– За поросят.
– Я тоже, помню, как-то на телятах погорел. А сейчас сижу по глупости: одному пинджаку рога посшибал.
– За что же? – спросил Вася.
– Он мне на ногу наступил.